Читаем Четыре направления - четыре ветра полностью

— Вы попробовали знание на вкус, — сказал он. — Скоро нам предстоит опыт силы. Но не ожидайте его.

— До свидания, — сказал я.

Я протянул руку, но он только посмотрел на нее и покачал головой:

— У шаманов, говорят, принято прощаться только раз. Я держал руку протянутой.

— Кто это говорит?

— Да мы и говорим. Вы и я. Для нас это всегда будет husta pronto. Пока мы снова не встретимся.

И он пожал мне руку.

Полчаса спустя туман рассеялся. Над аэропортом засняло небо, и молодая женщина в униформе перуанского аэропорта объявила посадку на рейс Куско— Лима.

В Майами я провел один день. Отец осмотрел меня с головы до ног и нахмурился: волосы я не стриг еще с Калифорнии, и у меня отросли усы, одежда измялась.

— Тебе следует пойти к бабушке, — сказал отец. Глаза у него были усталые.

— Я для этого и прилетел, папа.

Я побрился, и Соледад, сорокалетняя служанка моих родителей, дала мне одну из отцовских сорочек, накрахмаленную и отглаженную. Я повел бабушку к завтраку.

Инсульт был незначительным, скорее, просто церебронаскулярный спазм. Вся ее слабость объяснялась преклонным возрастом и ничем более. Она опиралась о мою руку, и я отвел ее в ярко освещенный ресторан над водой.

Мы болтали с ней о всякой всячине. Она радовалась мне — или откликалась на мою радость. Я хорошо выгляжу, сказала она, и у меня красивые длинные волосы. Она сильно щурилась, и я спросил, в чем дело.

— Здесь так тускло. Почему не включат свет?

Я обошел столик и снял с ее лица толстые очки. Я протер их льняной салфеткой и снова надел, просунув дужки за уши сквозь седые волосы.

— Теперь намного лучше! — сказала она и непринужденно рассмеялась. Мы всегда так смеялись с ней. Ее рука потянулась через скатерть и нашла мою, и мы так и сидели, словно лю бовники, за столиком для двоих. Женщина, которая стала мне матерью, которая являлась мне в огне в Мачу Пикчу, чей дух был так силен, но тело таяло, слабело под натиском времени.

Мы никогда больше так не посидим. Я это сознавал, и я улыбался своей памяти.

Я возвратился в Калифорнию. Я уезжал зимой, а прилетел в первый день весны. Я начал с того, что привел в порядок свои материалы по диссертации, доложил свою работу в психиатрической клинике, получил грант Института Развития Ребенка на разработку программ психической гигиены в школах для отсталых детей, открыл небольшую частную практику и влюбился в Стефани, Страстная влюбленность Брайена закончилась ничем. А моя была билетом в один конец, туристской поездкой по местам, где я уже бывал и куда еще не раз возвращусь. Да, человеческий опыт рождается из пар противоположностей: Инь и Ян, тьма и свет, сцепившись друг с другом; тьма усиливает свет, свет определяет тьму, и центры удовольствия и страдания в человеческом мозгу расположены радом, так что редко удается возбудить один из них, не затронув другого. Я любил Стефани, и мы вместе переживали экстаз и боль встреч и разлук.

Как я и подозревал, с ней оказалось нелегко: непоколебимый романтик, яростная феминистка. Она никак не могла прийти в себя от мучительного разрыва после двухлетней связи со студентом-стоматологом по имени Эдвард; и тут мы влюбились друг в друга. Мы пировали всю весну, мы наслаждались друг другом. Мы решили и лето провести в моногамии.

Моя работа в это время была как никогда разнообразной. Я начал отбирать материалы из своей диссертации для книги «Мир целительства», которую мы будем писать со Стенли Криннпером. В клинике я непосредственно занимался психозами — многочисленными изменениями личности, шизофренией (неопределенное состояние), социопатическими расстройствами и попытками самоубийства. В частной практике я вел пациентов с депрессией, сексуальными нарушениями, наркотической занисимостью, психическими травмами. А в школе для отсталых детей я участвовал в разработке и проверке критериев нормальности и стандартов развития применительно к детям. Я наблюдал учащихся из семей бедняков, из трущоб и национальных меньшинств, детей пяти-шести различных культур, наблюдал, как они приспосабливаются к нашей культуре, ассимилируются с системой образования. Дети привыкли приспосабливаться, служить программе ради того, чтобы программа послужила им.

Необходимо что-то другое. Система обучения и оценки путем вопросов-ответов, неспособная активизировать личностный и культурный потенциал ребенка, является, на мой радикальный взгляд, главным производителем умственно отсталых детей.

Мне не понадобилось много времени, чтобы заработать репутацию яркой эксцентрнчной личности в клинической работе и заносчивого оригинала в вопросах образования.

Странно, однако, было то, что, не забывая ни на минуту о моей работе с Антонио, я почти не говорил о ней. Я очень много думал о нем в те первые несколько месяцев; я даже нашел себе укромное местечко в Сономских горах, естественное убежище возле водопада в часе ходьбы; я ходил туда в выходные дни медитировать и упражнять видение. Но в основном моя работа на Южном пути ограничивалась рамками моего сознания и страницами дневника.


1 июня 1974 года

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука