Четыре направления - четыре ветра

Стефани. Она возникла, как мысль. Я перекатываюсь на спину, закрываю глаза и кладу руку вдоль тела, ощущаю прилипший к телу песок. От дыхания голова моя наполняется, я пробираюсь по коридору. Черное ночное видение: кот решительно пересекает прихожую. Я проскальзываю в комнату незамеченным, слышу запах пота и Стефани, ее короткое, напряженное дыхание.

Стефани и… Стефани стонет, вздыхает полной грудью, ее бедра поднимаются навстречу мужчине. Я останавливаюсь, припадаю к земле, к персидскому ковру. Тихо. Исподтишка. Прыжок — и я на комоде. Отсюда лучше видно. Простыни персикового цвета скручены и сбиты в конец кровати, одна подушка свалилась на пол. Спина у любовника широкая и безволосая, голова качается на слабой шее в такт движениям их тел. Мне он незнаком.

Волна ярости вскипает во мне; ярость, дремавшая в животе, хлынула в грудь, в голову, желудок пустой, но он конвульсирует от адреналина, тело свирепо напряглось. Верхняя губа судорожно вздернулась, обнажив зубы. Я беспощаден.

Убить его. Я могу сделать это. Я Moгy выпустить потроха из обоих и оставить лежать в общей луже крови.

Сдержи себя. Подожди. С комода я прыгаю на ковер, передними лапами вниз. Медленно приближаюсь к постели. Смогу ли я узнать тебя? Твое напряженное лицо, натянутые сухожилия, оскаленные ровные и белые зубы, когда ты в последнем усилии возвышаешься над нею. Всклокоченные волосы прилипли к потному лбу, вид у тебя глупый. Буду ли я помнить тебя и тошноту внутри? Неверность и лживость Стефани и смертельную ярость, которую я подавил? Мой крик тонет в грохоте грозы.

Последнее видение: Стефани оттолкнула его и села, в глазах ужас.

— Что с тобой? — спрашивает он.

Она трясет головой.

— Да нет, ничего… ничего.

Но вы знаете, что это неправда.

*15*

Вот сущность всякого мистического опыта. Вы умираете в вашей плоти и рождаетесь в вашем духе.

Вы отождествляете себя с сознанием и жизнью, для которых ваше тело — только сосуд. Вы умираете, как сосуд и становитесь тождественны в своем сознании с тем, что содержалось в сосуде. И это есть Бог.

Джозеф Кемпбелл

Дождь. Льет в речку, колотит по развесистым листьям, выбивает кратеры в песке. Дождь бьет меня, хлещет по рукам и коленям. Всe залито водой.

Когда я появился на поляне, голый, мокрый, продрогший и растерянный, я увидел незнакомого мне человека. Это был индеец средних лет в тенниске и старых джинсах; с его соломенной шляпы ручьями стекала вода. Он тащил по земле носилки к дому Рамона. При виде меня он остолбенел, затем, сгибая колени, опустил носилки на песок и перекрестился. Носилки были покрыты банановыми листьями, матово блестевшими под дождем.

На деревянной веранде появился Рамон. Он взглянул на меня и направился под дождем к пришедшему. Они перекинулись несколькими словами, затем Рамон помог ему занести носилки в дом. Перед дверью он оглянулся на меня и кивком головы велел следовать за ними. У себя в комнате я надел сухие шорты.

28 октября

Раннее утро. Солнце еще не взошло, едва светает. Дождь прекратился. Это Рамон прекратил его? Поверю ли я всему этому, когда буду читать записи?

Моя голова ясна, восприятие обострено. Я сижу на краю веранды, мои ступни на песке. Может быть, я сплю. Может быть, я умер, но никогда еще я не чувствовал себя более живым. Настроен на мгновение, чувствителен к тончайшим нюансам утра. Я знаю, что я уже отошел от аяхуаски. Я знаю это по тому признаку, что ничто, происшедшее ночью, не может сравниться по важности с драмой, свидетелем которой я оказался.

Сюда пришел индеец с мальчишкой, кажется, это его сын. Мальчику лет десять. Его укусила змея, лесная гадюка, и сейчас он без сознания и в горячке. Рамон развел костер на песке, и мальчик, обнаженный, лежит рядом, вытянувшись на носилках, на которых отец притащил его неизвестно откуда.

Опустившись на колени рядом с костром, Рамон работает над мальчиком, работает с его духом, работает руками, проводя ими над ребенком, поднимает воздух, освобождает энергетическое тело мальчика от физического, просто поднимая его перед собой.

Как мне описать это? Он начал с дыма. Он стал пускать дым на чакры мальчика, напевать без слов, склоняясь к каждой чакре, затем стал поднимать, отделять от тела дух больного. Теперь он исцеляет его. Я никогда не видел такого Рамона. Его лицо искажено и безмятежно, он так сосредоточен, что это похоже на транс: его руки скользят по контурам духовного тела, которое парит перед ним. Вот его ладонь прикоснулась ко лбу мальчика. Он сжимает пальцы в кулак и проводит им вниз вдоль всего тела. Снова дым из трубки.