Четыре подковы белого мерина

То, что увидела Лада за белой больничной дверью, заставило ее вскрикнуть. Палата маленькая, на три кровати, одна из которых пустовала, а на двух лежали… Нет, больными людьми назвать их было трудно. Открытые рты, и слюна от подушки до пола, костлявые руки и ноги, кожа серая с голубым. Белье на кроватях, сбитое в ком, клеенка рыжая под простыней. Что-то эта картина напомнила Ладе, что-то далекое, болезненнотяжелое, страшное.

…Димка. Маленький мальчик, годик от роду, в замызганных казенных ползунках неопределенного цвета, мокрых, в желтых разводах. Маленькие ручки цепко хватаются за перекладину – металлический прут кроватки с сеткой. Зареванное личико искажено гримасой боли и горя. И у Лады голова кругом от мысли, что таким крошкам уколы делают прямо в голову…

Димка совершеннолетний спал или находился в забытьи. Кулачки со сбитыми костяшками сжаты крепко. Из одного выглядывает хвостик конфетного фантика – леденец в цветной обертке, видимо, угостил кто-то.

На тумбочке – раскрытая упаковка с памперсами. Лада постеснялась заглянуть под одеяло, но памперсы, видимо, для этих больных обязательны.

На шее – прозрачная трубочка, закрепленная на коже лейкопластырем крест-накрест. Других вен у Димки нет. Вернее, то, что осталось, медикам жаль колоть, вот и вшивают на время лечения вот такое приспособление – катетер под ключичку.

Трубочка с воткнутой в нее иголкой пугает Ладу, как когда-то в пору Димкиного младенчества ее напугали, что малышу будут делать уколы в голову…

За деревянной спинкой кровати торчит стойка капельницы, на которой закреплены четыре емкости с растворами. Кап-кап-кап – капают капли и секунды, вливая новую жизнь в безжизненное пока тело.

Лада погладила Димкину руку, она дрогнула. Сын приоткрыл глаза.

– Мама… – прошелестел сухими губами.

– Димочка, сыночек… Как ты? – Лада дрожала от жалости к своему несчастному ребенку, который, как большинство ровесников, не удержался на краю пропасти.

– Ма, нормально. – Димка пошевелился, вывернул голову и поискал что-то глазами. – Ма, где-то бутылка с водой… Попить, мам, дай, а?!

Лада взяла с тумбочки бутылку с минералкой, поднесла к сухим Димкиным губам, он сделал жадно глоток, захлебнулся и закашлял-загрохал так, что Лада испугалась. Но сразу сообразила: постучала кулачком по спине.

– Ма, – улыбнулся Димка, – зря ты пришла. Тут сама видишь как… Сосед мой, вон, еще совсем мертвый, только сегодня положили. Я-то уже соображаю. Мам, забери меня домой, а?

Лада смотрела на него с ужасом. Какое «домой»?! Еле жив, что она с ним дома делать-то будет?!

Правда, Димка тут же забыл, что домой просился. Он задремал, и Лада потихоньку вышла из палаты.

– Ну как? – спросила ее строгая тетка на выходе.

– Страшно… – Лада покосилась на тень, ползущую вдоль стены. Тень была бесполая. Тощее серое существо с короткой стрижкой – три недели после бритья. Под глазами черные провалы. Худые ноги, торчащие из широких штанин, в жутких язвах.

«Мама дорогая! – подумала Лада, с ужасом глядя на существо. – Наш-то по сравнению с этим – найкращий». Лада очень любила эту знаменитую фразу из «Республики ШКИД». Так один из героев фильма сказал про умершего младенца, которого он привез в морг. По сравнению с остальными обитателями печального заведения мертворожденный младенчик одной из воспитанниц Школы имени Достоевского был просто «найкращим». Наверное, самым красивым…

– А мы привыкли, – обыденно сказала строгая тетка на выходе. – Их тут тьма. Всех бояться, так и не жить!

– Скажите, они все… такие?! – с ужасом спросила Лада.

– После наркоза всех качает. Ну, а остальное зависит от того, какими пришли сдаваться. Кто-то хуже, кто-то лучше. Разные все.

После больницы у Димки наступила депрессия. Он лежал с утра до вечера на диване и боролся сам с собой. Он недовольно морщился, когда Лада спрашивала, не хочет ли он поесть. Не хочет суп? А что хочет?!

«Ни хрена не хочу! Хочу встать с дивана и поехать в Красное Село, к цыгану Виталику, у которого всегда все есть! Правда, не бесплатно. А денег нет. И за руль не сесть. Нет сил доползти даже до туалета. А еще мама с супом! Неужели она не понимает, что жрать я не смогу очень долго! Не лезет же!..» – думал Димка, зарывая нос в подушку, буркнув коротко:

– Ма, спать хочу!!!

Врал. Спать он тоже не мог. Хоть глаза зашивай. А если под утро его зашибало, то снилось только одно: это самое… Вот выходит он из дома и едет по городу. Сначала в один адрес, потом в другой, потом в третий. А ездить уже сил нет. Нужно срочно найти «лекарство». Иногда под конец сна он его находил, иногда нет. Но даже если и находил, то это мало радовало, потому что до самого главного так и не доходило.