Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

До этого семья жила в Тифлисе, и переезд в Москву, по официальной версии, был вызван повышением главы семейства в чине: г-н Желябужский стал главным контролером Курской и Нижегородской железных дорог. На самом же деле Андрей Алексеевич спешно покинул Тифлис из-за… чувства ревности, которое одолевало его каждый раз, когда Марии Федоровне, начинавшей свою сценическую карьеру под псевдонимом Андреева, взятого в честь имени мужа, оказывали знаки внимания многочисленные поклонники. Один из них до того разошелся в комплиментах, что, произнеся витиеватый тост в честь актрисы, осушил до дна свой бокал и… съел его. «Ведь после этих слов никто уже не посмеет пить из него», — пояснил он, дожевывая хрусталь.

Через много лет в гостях у наркома просвещения Луначарского один из присутствующих попытался повторить легендарный поступок влюбленного грузина. Он тоже провозгласил тост, выпил вино и, видя восторженное лицо Марии Федоровны, неожиданно поставил бокал на стол: «Мне жаль разорять хозяев дома. Где они теперь достанут такую посуду?»

Но все это случится потом. А пока молодая актриса вместе со своими друзьями — Константином Алексеевым, вошедшим в историю под псевдонимом Станиславский, и Владимиром Немировичем-Данченко — решают организовать новый театр — Московский Художественный. Андреевой, как и положено основательнице, доставались главные роли. Она стала знаменита, обрела влиятельных поклонников, среди которых окажется и миллионер Савва Морозов.

Их роман происходил на виду у всей Москвы. Марию Федоровну ничуть не смущало наличие мужа и двоих детей, воспитание которых было поручено ее сестре. То, что Морозов тоже не свободен, не волновало Андрееву. «Роман с женатым не более греховен, чем замужество на родственнике», — говорила она, имея в виду жену Саввы Тимофеевича, приходившуюся ему двоюродной племянницей.

Любила ли Андреева Морозова, сказать сложно. Но увлечена была. Да и как не увлечься человеком, который готов бросить к твоим ногам весь мир. Да к тому же еще умным (его слова Горькому: «Легко в России богатеть, а жить — трудно», — вполне можно назвать афоризмом) и бесстрашным. Морозов мог на виду у всего города катать на санях разыскиваемого полицией революционера Баумана или лично привозить на собственную фабрику чемодан нелегальной литературы, при этом ставя большевикам только одно условие: не сообщать рабочим, кто доставил листовки. «Я не охоч до дешевой популярности», — говорил он.

«Отношения Саввы Тимофеевича к Вам — исключительные, — писал Андреевой Станиславский. — Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву. Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите? Вы хвастаетесь публично перед посторонними тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна (супруга Морозова. — Прим. И.О.) ищет Вашего влияния над мужем. Вы ради актерского тщеславия рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал ради спасения кого-то. Если бы Вы увидели себя со стороны в эту минуту, Вы бы согласились со мной».

Но Мария Федоровна со Станиславским не согласилась. Да и как она могла согласиться с человеком, однажды произнесшим: «Андреева — полезная актриса, а Книппер — до зарезу необходимая». Нет, Константин Сергеевич больше не был главным человеком ее жизни. Как, впрочем, и Савва Морозов, отдавший перед своим загадочным самоубийством Андреевой страховой полис на 100 тыс. руб. И она взяла эти деньги. Потому что они были нужны для реализации идей, которым служили друзья ее любимого человека — Максима Горького.

Со знаменитым писателем, чья слава вовсю гремела по России, Марию Федоровну познакомил Чехов. «Вы черт знает как великолепно играете», — сказал ей Горький после спектакля «Гедда Габлер», в котором она играла главную роль. А актриса, впервые видя его перед собой, удивлялась странной одежде гостя — высоким сапогам, черной косоворотке из тонкого сукна, подпоясанной узким кожаным ремешком, широкополой шляпе, прикрывающей длинные волосы, спадающие на плечи.

«Вдруг из-за длинных ресниц глянули голубые глаза, — будет вспоминать Андреева. — Губы сложились в обаятельную детскую улыбку, показалось мне его лицо красивее красивого, и радостно екнуло сердце».

Мария Федоровна влюбилась! А позже она скажет, что не влюбиться в Горького было нельзя и все его жалобы на то, будто женщинам он не нравится из-за утиного носа, были просто кокетством.

Горький и Андреева начинают жить вместе. «Милый мой ангел», — называет писателя Мария Федоровна. «Люблю тебя, моя благородная Маруся, прекрасный друг — женщина», — отвечает он ей.

Официально они так и не поженятся, и в Америке у Горького, который представлял всем Андрееву в качестве своей супруги, как у двоеженца (с матерью своего сына Максима Екатериной Павловной Пешковой он не был разведен) возникнут неприятности с властями. Все это, однако, не мешало Андреевой в письмах тех лет подписываться «Мария Пешкова».