Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

В киношных кругах судачили о ее романах с актером Джоном Гилбертом (отношения с ним вообще дошли чуть ли не до свадьбы), дирижером Леопольдом Стоковским, миллионером Джорджем Шли. Одним из поклонников Гарбо был и Адольф Гитлер, приглашавший Грету в Германию. «Наверное, мне следовало отправиться в Берлин, захватив с собой пистолет, спрятанный в сумочке, — напишет потом актриса. — Я могла убить его очень легко. Это разрешило бы все проблемы, и, может быть, не было бы войны, а я стала бы героиней масштаба Жанны д'Арк».

Особые отношения связывали Гарбо со сценаристкой Мерседес де Акосте, которая была старше ее на 12 лет. Мерседес не делала секрета из своей нестандартной сексуальной ориентации, что породило массу слухов и сплетен и в отношении самой Гарбо. Поссорились подруги, жившие какое-то время одним домом, после выхода в свет мемуаров Мерседес, в которых она довольно откровенно описала свои взаимоотношения не только с Гарбо, но и с Марлен Дитрих, и с Айседорой Дункан.

Робкий стук в дверь ее номера заставил Гарбо очнуться от воспоминаний. Служащий отеля принес букет цветов от господина, который в ресторане посмел так расстроить очаровательную мисс.

«Надо же, белые лилии, — усмехнулась про себя Гарбо. — Откуда этот мужчина мог знать, что это мои любимые цветы?» Первый раз она получила в подарок букет белых лилий от Морица Стиллера, впервые оказавшись на съемочной площадке. Потом такие же букеты ей дарила Мерседес, неизменно сопровождая свой подарок каким-нибудь изречением. Грета навсегда запомнила слова подруги о том, как схожи между собой любовь и цветы — и то и другое поначалу радует, но со временем увядает и начинает доставлять неудобства.

«В жизни нет ничего постоянного. Никогда не следует произносить само слово «вечно», особенно применительно к любви, ибо это всегда подобно святотатству. Никто не способен понять, действительно ли он с этого момента проникся истинной любовью или же, попросту дав клятву, тотчас забудет о ней».

Гарбо никогда не забывала этих слов Мерседес. Узнав о публикации ее мемуаров, актриса мысленно прокляла ее. Но когда в 1968 году Мерседес не стало, Гарбо попросила положить в гроб подруги букетик белых лилий. Но излишнюю откровенность она ей так и не простила.

Как не простила и фотографа Сесила Битона, с которым ее связывала нежнейшая дружба, за его книгу «Беглые заметки». Впрочем, в своих «заметках» Сесил действительно сказал немало обидного: «Она не любит вмешательства в ее жизнь. Бывает, доведенная до предела, она бросается в слезы и запирается у себя в комнате на несколько дней, отказываясь впускать даже горничную. Она даже не в состоянии читать. По этим причинам она неспособна развиваться как личность. Прекрасно, что она оберегает себя от тлетворного влияния Голливуда, но Гарбо теперь настолько замкнулась в самой себе, что даже когда время от времени позволяет себе отдых, он не становится для нее событием.

Ее ничто и никто в особенности не интересует, она несносна, как инвалид, и столь же эгоистична и совершенно не готова раскрыть себя кому-либо; из нее получилась бы занудливая собеседница, постоянно вздыхающая и полная раскаяния. Она суеверна, подозрительна, ей неизвестно значение слова «дружба». Любить она тоже не способна».

И каково было читать все это ей, действительно не впускавшей в свою жизнь даже друзей?

— Может, выпьем вечером чаю? — спрашивали ее приятели.

— Нет, я не люблю чай.

— А не съездить ли нам на выходные к морю?

— Я не люблю ездить к морю.

— Так что же ты тогда любишь?

— Я люблю спать.

Подобные диалоги, оскорблявшие окружающих, были для Греты нормой.

Битону подобные взаимоотношения, судя по всему, основательно осточертели. Они познакомились уже в пятидесятых, когда Гарбо покинула мир кино. Для знаменитого фотографа сделать снимки великой актрисы было делом чести, и он попросил Мерседес (тогда женщины еще были близки) познакомить его с Гретой. Встреча состоялась, и Сесил уговорил Гарбо попозировать ему. Фотографии получились великолепными: Гарбо, которой к тому времени было за пятьдесят, выглядела на них совсем юной. Портреты актрисы, выполненные Битоном, разошлись по миру, а между фотографом и Гарбо завязались довольно близкие взаимоотношения.

Они часто встречались, вместе обедали, обсуждали последние новости. Во время одной из таких встреч Грета рассказала Битону о предложении, которое ей сделали американские продюсеры, — сыграть на Бродвее. Правда, в последний момент те отказались подписать с актрисой контракт.

— Ну почему? — спросил Битон.

— Кто знает? — пожала плечами Гарбо. — Я согласилась на все их условия. Только потребовала, чтобы из зрительного зала убрали первые шестнадцать рядов. Для зрителей я должна оставаться такой же, какой запомнилась по своим фильмам.