Четыре повести о Колдовском мире

— А потом он сказал, — прошептала Данна, — потом он сказал: «Ты ведь Данна, дочь Ульдинны?» Когда я это услышала, то так и подпрыгнула. Я и говорю: «А откуда ты это знаешь?» А он от стены отодвинулся и улыбается. Ой, у него улыбка, как у лисы: все зубы ровные, все на месте. Честно говорю, теперь я буду с ним осторожна. Но он ответил, тихо так и вежливо, как лорд: «Да я много чего узнал, Данна, за то время, что нахожусь здесь. И о тебе, и об этом месте. Мне, например, известно, что ты работаешь в замке лорда Улиса». «Да, — отвечаю. — Я горничная леди Бенис». «А, — говорит он, — я слышал, что у госпожи Бенис есть дочь, знаменитая дочь, о которой говорит весь Холлек…» И тут я говорю, позабыв обо всем: «Давай-ка поосторожнее. Не вина леди Алии, что ее нареченный лорд из Долин умер, а мой лорд весь в долгах. Она хорошая, хорошая девушка, а все эти разговоры о проклятии ничего не…» Но тут он как засмеется! «Нет, нет. Ты меня не поняла. Я вовсе не об этом слышал», — говорит он. — Там, откуда я приехал, говорят, что она красивая девушка, светлая, как утренний свет, что у нее все достоинства, какими должна обладать высокородная девушка. Но она горда, потому что отец у нее богат, и она отказала лорду, с которым была помолвлена. Поэтому тот с горя и умер. Потом она отказала и всем другим поклонникам, которые добивались ее руки, — тут он мне улыбнулся. — Во всяком случае, так сложили песню в тех местах, откуда я родом». «А откуда вы родом, сэр?» — спрашиваю я, но он только смеется. «Но вот этого я тебе, милая, пока не скажу», — тут он опять заговорил как житель Долин. Но не как торговец, а скорее как твой отец, как лорд. Я уверена: он знатного происхождения, из Верхнего Холлека, а то, что он поет в таверне, это все притворство.

Данна смотрела теперь на меня серьезно. Я не знала, что стояло за ее рассказом. Неужели она меня разыгрывает? В смятении я вернулась к рукоделию, но нити путались. Горничная тем временем продолжала:

— «Но как же так, — говорит он, — за все те дни, что я здесь, все леди из замка лорда Халсса, — представляешь, он служанок называет леди, — все они пришли послушать мое пение, а эту знаменитую девушку я так ни разу и не видел?» «Да, из замка она никогда не выходит», — говорю я. — «Как же это, никогда? — спрашивает он. Он и вправду удивился. — Разве она по утрам не выходит на берег и на рынке днем никогда не бывает?» «Нет, сэр. Милорд и леди строго за ней следят. Они не хотят, чтобы она общалась с простым народом», я ему это говорю, и пристально так на него смотрю. И сама уже не знаю, кто он такой: обыкновенный морской певец или высокородный лорд из Долин, а ведь за минуту до этого я была уверена. А он и глазом не моргнул.

Я посмотрела в окно. Слова Данны некоторое время текли как вода мимо меня, совсем ничего не означая. «Строго следят» — и верно! Я и в самом деле была узницей в замке отца и матери, каждый день подсыхая и умирая, как рампион. Я чувствовала себя замерзшей и старой.

— Он, похоже, уже обо всем подумал, — сказала Данна, и я опять прислушалась к ней. — А потом он и говорит: «А может, молодая леди хочет, чтобы ей дали уроки музыки? Все прекрасные дочери высокородных лордов непременно должны…» «Да нет, что вы, сэр, это бесполезно, — говорю я. — Госпожа Бенис уж старалась-старалась…»

Я посмотрела на Данну, и темноволосая девушка запнулась и покраснела. Я опять вздохнула и вернулась к рукоделию, удовлетворенная тем, что поняла наконец, кто такой чужестранец. Он просто охотник за приданым. Он думал, что отец мой богат. Золота у нас нет, чтобы тратить его на такие безделушки, как музыка. Но даже мой взгляд не заставил Данну замолчать.

— «Ну что поделаешь, — вот и все, что он сказал, — доложи обо мне молодой леди Алии и передай, что я всегда к ее услугам», а я сказала, что не буду этого делать. Слишком уж красиво он говорит. Вот я лучше скажу лорду Халсу, что дерзкий музыкант расспрашивал меня о его дочери.

— Но, — вот это самое странное, миледи, — он лишь улыбнулся мне. Он не выглядел ни рассерженным, ни испуганным, а ведь любой простой человек на его месте наверняка бы испугался. И он вдруг заговорил как высокородный человек из Верхнего Холлека. Улыбнувшись, он сказал, что я не сделаю ничего подобного, и лучше уж мне доесть фрукт, а то он закапал мне руку. И это правда. Я не собиралась говорить об этом милорду или еще кому-то, только тебе. А фрукт этот я съела с превеликим удовольствием. Такой сладкий!

Последние слова Данны немало меня удивили. Может, и в самом деле чужестранец не обычный охотник за приданым? Служанки матери продолжали высказывать глупые догадки о том, что он, дескать, принц с материка, и скрывает это, а ездит в поисках приключений или — здесь они вздыхали, — может, даже в поисках невесты.