Четыре птицы

Над углями погасшими рук не согреть,

Променяв тишину на молчанье.

Несогласных привычно-внезапная смерть

Не заслуживает упоминанья.

И не то, чтобы слова об этом нельзя,

Только слишком обыденно, пресно.

Притупилось вниманье, и факты скользят —

Телезрителю не интересны.

Оглушает записанным смехом прайм-тайм,

Заслоняет значенье утраты,

И в прохладном «Мохито» утопленный лайм,

Погружается в свежую мяту.

И пока мы под утро в кроватях сопим,

Доверяясь беспечному богу,

Без присмотра оставленный, рушится Рим,

Подбирается море к порогу.

Распродажи шумят золотой мишурой

Распродажи шумят золотой мишурой,

И упорные люди спешат

Обустроить уютом Везувий родной,

Как и много столетий назад.

И Везувий под ними тихонько храпит,

Через трещинки в хрупкой броне,

Мотыльку-однодневке отнюдь не грозит,

Беспокойство о завтрашнем дне.

Егман

Окна глаз чудовища стоокого –

Чёрные шевелятся зрачки.

Человеческие тени бродят около,

Чтобы сбить с очкарика очки.

Город щерится, как пёс отпущенный

Отомстить накопленное зло.

Челюстями, по асфальту трущими

Костяное красное стекло.

Егман тонкий старится энигмою –

Разболтавшийся Шалтай-болтай.

Сохрани придумками из книг мою

Порванную душу. Защищай.

Защищай же, рыцарь, звонко падая

Вдребезги с дрожащего коня,

Как Всевышний защищает радугой

От Своей жестокости меня.

Люди-львы и люди-куропатки

Люди-львы и люди-куропатки,

Кошколюди и собаколюди

В хаосе, вернее, в беспорядке,

Мечутся – горошины на блюде.

Мышеглазки или глазомышки,

Мыши-люди с ангельским мечом,

Прогрызают жизнь до кочерыжки,

Бьют под-дых спартаковским мячом.

Шароосень в желтизне каштанов —

Разноцветный дом для чёрных птиц.

Почему в метро так много пьяных

Грустно дремлют тряпочками лиц?

Люди в форме, люди при погонах

Думают, как шизика достать,

И торчит мешком из под вагона,

Тот, кому на всё теперь плевать.

Старушки

Ах, как белые мышки – старушки,

Что гимназии помнят весной,

Что держали стихи под подушкой,

И ходили гулять на Тверской.

Исчерпались событья и даты,

Но весенние птицы поют,

Им сегодня поют, как когда-то,

В упоении сладких минут.

Их приветствуют юные скверы

Обнимает цветения дым.

И во сне всё ещё кавалеры

По ночам возвращаются к ним,

В белым-белые майские танцы,

Лепестки, и листки-лепестки,

Офицерики-поэтоманцы,

Воспеватели звёздной тоски.

И всё так же прекрасны их взоры,

Та же юность в движенья лихих.

Годы тьмы и столетье позора,

Ничего не затронули в них.

Но когда время хлопает дверью,

Заглушая на миг соловьев.

Каждый раз ощущенье потери

Возвращается в сердце моё.

Мы и они