Четыре птицы

Всё, что мне нужно – заварки немножко,

Да на коленях пушистая кошка.

Бросил навеки я общество алчных чудовищ,

Но в сундучке моём спит ещё

карта сокровищ.

Знаю поэтому – чёрная мокрая птица —

Буря в окошко холодным крылом постучится.

И в полумраке все вещи изменят значенья —

Тут и начнутся

мои приключенья.

Бросьте, не надо богатства, не надо величия,

Чай закипает, и кошка уютно мурлычет.

Открытка

Песчинки белого пляжа,

Спрятанные в ладони.

Песчинка к песчинке ляжет

На идеальном склоне,

Тоненькой струйкой строя,

Времени пирамидки,

Что тают в волнах прибоя

На полинявшей открытке.

От ласки живого моря,

От детских воспоминаний,

От наших простых историй,

Печалей и обещаний

Останутся только флаги,

Что треплет ветер солёный

На пожелтевшей бумаге

В глубинах фотоальбома.

Реальный случай

«В Беляево есть даже кипарисы…» —

Строка вертелась в голове помехой,

Но поезд до «Беляево» не ехал,

А только до «Черемушек» – капризы!

Старик лежал на лавочке напротив,

Храпел уютно, даже сняв ботинки,

А я давил свои позывы к рвоте

От этой идиллической картинки.

На станции две тётки в униформе

Его будили, вереща свистками,

И, выкинув ботинок на платформу,

Бодрили деда лёгкими пинками.

Он вышел и к колонне прислонился,

Взглянул на них без злобы и без страха.

Чтобы надеть ботинок, наклонился,

И о платформу грохнулся с размаху.

Так он лежал с улыбкой дохлой крысы,

Оставив мне и ненависть, и милость,

«В Беляево есть даже кипарисы» —

Бессмысленно строка в мозгу крутилась.

Сонный рассвет

Рассвет, запутавшийся в кронах,

Застрял среди ветвей, как будто спит.

Серебряный ледок на голых клёнах

Рубиновыми брызгами горит.

Рассвет, такой медлительный спросонок,

Он щурится, и он на всех сердит —

Взлохмаченный заспавшийся ребенок,

Что ловит сон и в школу не спешит,

Уткнувшись носом в мягкую подушку,

Слегка порозовевших облаков.

Его разбудит вредная старушка.

И выпроводит из дому без слов,

И он пойдёт, из порванной котомки

Роняя снов цветастые обломки.

Усилилось земное притяженье

Усилилось земное притяженье,

И с каждым днем оно чуть-чуть сильней.

Мне всё труднее по земле движенье,

Нас точно что-то связывает с ней.

У этой связи будет продолженье,

Меня согнёт дугой теченье дней,

И лягу, наконец, в изнеможенье,

Став шорохом внутри земли моей.

Я погружусь в неё, и буду слушать,

Других людей усталые шаги,

И будут звуки становиться глуше

Во тьме сырой, где не видать ни зги.

Но я не умер, я ещё живой,

Я просто становлюсь самой землёй.

Я сегодня напьюсь