„В 1896 году, — вспоминал Константин Эдуардович, — я выписал книжку А. П. Федорова „Новый принцип воздухоплавания, исключающий атмосферу как опорную среду“. Мне показалась она неясной (так как расчетов никаких не дано). А в таких случаях я принимаюсь за вычисления самостоятельно — с азов“. Отставной прапорщик, изобретатель, ставший журналистом, Александр Петрович Федоров многое и вправду напутал, а что-то бросил на полпути, не продумав до конца, но толчок мыслям Циолковского его работа дала, это несомненно (как и сочинения „известного фантазера Ж. Верна“). А в конце двадцатых годов выдающийся ученый-самоучка Юрий Васильевич Кондратюк, не зная о существовании работ Циолковского, независимо пришел к научно разработанной теории космического полета. Книга Кондратюка „Завоевание межпланетных пространств“ вышла в Новосибирске в 1929 году, накануне стартов первых советских ракет…
К этому времени добился первых успехов Годдард, да и в Европе повсеместно создавались кружки энтузиастов космонавтики. За границей о работах Циолковского долгое время не знали, и вышедшая в 1923 году в Мюнхене книга Германа Оберта „Ракета в космическом пространстве“ считалась на Западе пионерской. Только спустя шесть лет, когда появилась возможность ознакомиться с трудами русского ученого (их перевел на немецкий и переслал коллегам за рубеж советский биолог, профессор А. Л. Чижевский), Оберт прислал Циолковскому два письма, где признавал его приоритет. Одно письмо было напечатано на машинке с русским шрифтом, и были там такие слова: „Вы зажгли огонь, и мы не хотим, чтобы он потух, а мы хотим исполнения высочайшей мечты человечества“…
Герман Оберт, Вальтер Гоманн, Вилли Лей (и чуть позже — Вернер фон Браун) в Германии, Робер Эно-Пельтри во Франции, Роберт Годдард в США и, наконец, целая плеяда ученых и конструкторов, энтузиастов межпланетных сообщений в СССР: Михаил Тихонравов, Юрий Кондратюк, Фридрих Цандер, Морис Лейтейзен… Их год от года становилось все больше[14]
.А как фантастика — читали они ее? Оказывается, не просто читали — жили ею, дышали мечтой как воздухом, постоянно советовались, в мыслях сверяли свои проекты с идеями фантастов, живых и мертвых. И если оценивать суммарный эффект космической фантастики не по шкале литературных ценностей, а по какой-то иной, вывод будет однозначным.
В своей автобиографии Роберт Годдард пишет, что увлекся идеей межпланетных перелетов зимой 1898 года, после того как с головой погрузился в чтение романов Уэллса и его коллег. Годдард точно помнит переломный момент, когда решение в его голове созрело окончательно: „В тот день после обеда я влез на стоявшую позади амбара высокую вишню, чтобы нарезать веток… И когда посмотрел на восток, то вдруг представил себе, как было бы чудесно изобрести что-то такое, на чем можно слетать на Марс“.
Вот выдержка из его письма Герберту Уэллсу от 20 апреля 1932 года: „В 1898 г. я прочел Вашу „Войну миров“. Мне было 16 лет, и всякая новая точка зрения на возможные приложения науки, не говоря уж о неотразимом реализме этой книги, произвела на меня сильное впечатление. Спустя год я все еще оставался целиком очарованный книгой и решил, что проблема, которую „консервативно“ можно сформулировать как исследование больших высот,
— самая пленительная из всех, какие только существуют… Не знаю, сколько лет мне придется отдать этой проблеме, но надеюсь, я буду заниматься ею, пока жив. Стремление к звездам… — это задача, которая займет умы будущих поколений, и в сравнении с такой перспективой отдельные удачи и ошибки одного человека представляются несущественными“.Вспомним еще раз „признание“ Циолковского о Жюле Верне. Два высказывания…
И еще несколько примеров.
Когда в 1929 году „гений немого кино“, немецкий режиссер Фриц Ланг, задумал снять научно-фантастическую ленту „Женщина на Луне“, консультантом он пригласил Оберта. Причем был план, по которому кинокомпания „УФА“ одновременно финансировала и постановку фильма и постройку ракеты — настоящей, не декорации! — по проекту Оберта. Компания смотрела на вещи трезво: успешный старт ракеты обеспечивал будущему фильму невиданную рекламу…
Герман Оберт дожил до того дня, когда он воочию наблюдал старт лунной ракеты. И был приглашен в Москву на торжества по случаю 25-летия запуска первого спутника.
А ученый и талантливый популяризатор Вилли Лей, с самого начала отдавший сердце и перо делу пропаганды межпланетных сообщений, в отличие от многих коллег эмигрировал после прихода к власти нацистов в Америку и стал тесно сотрудничать с научно-фантастическими журналами. В них наряду с рассказами самого Лея можно было встретить и рассказы, написанные основателями и первыми президентами Американского ракетного общества — Лоуренсом Мэннингом и Натаном Шахнером, а также ближайшим сподвижником Годдарда Эдуардом Пендрэем…
Эстафетная палочка была передана — и теперь писатели-фантасты будут не без ревности наблюдать, как другие начнут претворять в жизнь их фантазии.
Но не надо думать, что фантасты остались без работы.