Читаем Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) полностью

И все-таки самостоятельный жанр "литературы о катастрофах" (пока еще стихийных) возник сравнительно недавно. В 1825 году из-под пера уже популярной английской писательницы Мэри Шелли вышел роман "Последний человек", повествующий о гибели человечества, пораженного эпидемией неведомой болезни. Популярностью роман пользовался не меньшей, чем знаменитый "Франкенштейн" (об этой книге расскажем позже), но начинание было поддержано соотечественниками Шелли лишь спустя полвека.

Почему новый жанр расцвел именно в английской литературе? Причин было несколько: тут и своеобразная реакция на руссоистскую утопию, пришедшую из Франции, и отражение подлинной катастрофы в мировоззрении чопорных британцев конца XIX века (восстания в колониях, первые намеки на грядущий распад, казалось бы, вечной империи). Отдельные романы о глобальных катастрофах выходили в Германии, Франции, России и других странах[16], но стоит перечислить имена столпов английской фантастики, отдавших за последние сто лет дань теме, — Герберт Уэллс, Артур Конан Дойль, Олаф Стэплдон, Джон Уиндэм, Джон Кристофер, Брайн Олдисс и Джеймс Баллард, как станет ясно: для писателей-англичан это не просто мода.

Уже к началу XX века вышли десятки романов, в которых авторы обрушивали на головы читателей все мыслимые природные напасти: землетрясения, наводнения, болезни, неурожаи — даже падение на Землю ее природного спутника и встреча с кометой.

А вот один существенный момент писатели-фантасты той поры недосмотрели. Возможность природной трагедии, разыгранной по сценарию человека. Точнее, человечества.

Почему эта потенциальная возможность не привлекла внимания акторов традиционной реалистической прозы, сообразить нетрудно: потому что такое никогда не было реализовано в действительности. К тому же трудность заключалась как раз в этом самом аморфном "человечестве вообще" — действительно, что за непонятный герой, как с ним прикажете работать?

Бытовала и такая версия: тема, мол, непривлекательна для художественной литературы из-за отсутствия виновника-индивида. "Эдип своим греховным браком и убийством отца осквернил Фивы, но кто виноват в засорении[17] Нью-Йорка? Гниль датского королевства взялся излечить Гамлет, но кто понесет ответственность за гниющий мусор на улицах Чикаго?" — писал в своей книге "Комедия выживания" (1973) канадский литературовед Джозеф Микер.

Итак, традиционную прозу явно смущал такой необычный, в полном смысле слова уникальный, герой (или злодей, что все равно), как человечество. Ну, а фантасты? Им-то, казалось бы, не привыкать иметь дело с подобными "персонажами".

Увы, в массе своей прозевали проблему и фантасты; насколько блестящ был космический штурм этой литературы, настолько же бледно выглядят ее успехи в освоении экологической темы.

Нельзя сказать, что до середины нашего столетия таких произведений не было вообще — первые ростки тревоги появились веком раньше, бок о бок с нарождавшимся техническим прогрессом. Однако мало кто заметил эти первые сигналы, да и редкими были они…

Возникает вопрос: а не рано ли было бить в колокола?

Оказывается, самое время. В прошлом веке уже знали такие непреходящие "достопримечательности" крупного города, как грязь на улицах и неподвижно висящий над крышами смог. Засорение воздуха промышленными отходами даже определило своеобразие заселения Лондона: преобладавшие в этих местах ветры из года в год гнали смог в восточном направлении, отчего сливки лондонского общества непременно селились на западной окраине. Но к ядовитому туману привыкли, а что касается городской грязи, то в английской реалистической литературе прошлого века уповали-то как раз на прогресс!

О катастрофе говорить было рано, но первые тревожные сигналы слышащие да услышали бы. Если даже у такого восторженного певца прогресса, как Жюль Верн, и то вырвалась фраза, вынесенная в эпиграф, то его более скептические современники просто обязаны были увидеть! Фраза, может быть, сорвалась случайно, биографы Жюля Верна предпочитают о ней не вспоминать, так как она явно не "ложится" в образ восторженного певца техники, но она есть. И для характеристики момента ценнее десятка других.

В этом вопросе фантастам отказала их всегдашняя прозорливость. Лишь в единичных произведениях промелькнула наша героиня — тема экологической катастрофы, именно промелькнула — как яркое лицо, подмеченное в уличной сутолоке. Задержаться, присмотреться писателям-фантастам было недосуг: надвигалось величественное будущее, несущее с собой неисчислимые блага и опасности; в той же английской фантастике уже появились характерные маски Виктора Франкенштейна, Джекила-Хайда, доктора Моро…

Лишь на мгновение взгляд выхватил из толпы лицо незнакомки. Но запомнилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение