Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)

…Трагических ошибок, убежден автор, не избежать и всесильным потомкам. И чем дерзновеннее будут человеческие замыслы (в рассказе как раз и говорится об одном таком: подтолкнуть эволюцию, дать ей животворный начальный импульс, помочь самозарождению жизни в инопланетном праокеане!), тем серьезнее последствия возможных ошибок. С самыми благими намерениями земная цивилизация стремится помочь чужой — еще не рожденной — жизни. И в своем неведении губит ее. Для автора рассказа это проблема не научная, а нравственная: герои держат ответ перед судом собственной совести, без конца задавая себе один и тот же вопрос. Если не вмешательство и не безразличие — то что же?

Будем же чуточку умнее, говорит один из персонажей Будем учиться на опыте. И двигаться вперед, памятуя об ошибках, а не оправдывать их и не замалчивать. Двигаться вперед необходимо, вот в чем дело. Но — будем же умнее.

***

Может быть, в последней фразе — корень всей экологической проблемы. Как и всякой другой, связанной с последствиями научно-технического прогресса.

Человечеству, вкусившему от запретного плода с древа познания, от прогресса никуда не спрятаться и не отмахнуться. Даже люди будущего, покуда останутся людьми, никогда не обретут безгрешности мифических богов, как не станут — хочется верить в это — и безошибочными автоматами. Вероятно, плата за ошибку будет расти пропорционально размаху задач, которые поставит перед собой это невообразимое в своей технической мощи человечество.

Но пока в наших потомках будет поддерживаться однажды обретенное чувство ответственности за все живое рядом с собой, пока природа в их сообществе будет служить всем, мы верим: они — справятся. Они сохранят природу и в ней сохранят себя самих.

Они будут умнее.

А фантастика… Фантастика тоже будет помнить о собственном "экологическом" опыте. Оказалось, что ревностным защитникам тезиса о ее будто бы безграничных прогностических возможностях следует поумерить свой пыл и основательно поразмыслить.

Ведь такую существеннейшую черту нашей жизни в конце XX века, как экологическая проблема, фантасты просто проглядели. Точно так же, как блестяще провели свой космический штурм, за перипетиями которого мы следили в нашем первом путешествии на машине времени.

Итак, выигранный шар — и проигранный. Но были темы, про которые столь однозначно и не скажешь. Были настоящие драмы, где искалось одно, а находилось совсем другое…

Путешествие третье "HOMO EX MACHINA"

Это действительно драма. Если говорить точнее, то драма в четырех действиях, с прологом, интерлюдией и финалом. Усядемся же поудобнее в креслах воображаемого зрительного зала. Третий звонок, свет гаснет…

ПРОЛОГ. ФРАНКЕНШТЕЙН

Новая порода… благословит меня как своего создателя; множество счастливых и совершенных существ будут обязаны мне своим рождением.

Мэри Шелли

Занавес поднят, но на сцене еще темно. Героев драмы пока не видно, одни только смутные тени…

Швейцарские Альпы, дождливое лето 1816 года. На одном из курортов Женевского озера встречаются два англичанина, чьи имена вписаны золотыми буквами в историю литературы, — Байрон и Шелли. Между ними завязывается дружба. Льет нескончаемый дождь, лето все равно пошло насмарку, и в бесконечных спорах за полночь (третьим непременным полуночником был врач Байрона, Д. Полидори, годом позже выпустивший нашумевший рассказ "Вампир") незаметно скрадываются сырые дни и ночи. Спорят друзья обо всем: о науке, искусстве, тайнах человеческого бытия…

В те дни история английской романтической поэзии отсчитывала свои поистине звездные минуты, высеченные столкновением двух гениев искры еще долго будут озарять ее горизонт. Впрочем, был и четвертый участник полуночных дискуссий, восемнадцатилетняя Мэри Годвин, подруга и впоследствии жена Шелли. В обществе блестящих и эрудированных мужчин она выделялась разве что молодостью и непосредственностью и больше слушала, чем говорила.

Никто тогда не знал, что история запомнит и ее молчаливое участие в беседах, что велись дождливыми вечерами. Ведь этой девушке, почти ребенку, человечество будет обязано рождением сразу трех созданий, о которых заговорят век спустя. Новой литературы, нового образа и нового же мифа. Новорожденная литература превратится в одну из самых популярных в XX веке, образ чудовища будет терроризировать воображение писателей и совесть ученых и с триумфом завоюет киноэкран. А стоит появиться молодой науке — кибернетике, вспомнят и о мифе…

Все три чада Мэри Шелли (1797 — 1851) явились на свет одновременно, читатель познакомился с ними в книге, которая была задумана как раз летними месяцами 1816 года и вышла двумя годами позже. Называлась книга "Франкенштейн".