Четыре с половиной

— Внимание, господа свидетели, итак, — прежде чем он продолжил, раздались вздохи, неясные звуки, «черт!» выговорила молодая особа. — Крест у вас, сударь, — рука нотариуса показывала на брюнета, едва успевшего к жеребьевке — на двоюродного брата покойного.

Тот неуверенно повернул шар к себе.

Стоявший с ним рядом светловолосый взглянул еще раз на свою пустышку и неловко вздохнул. В лице женщины явилась переживаемая досада, но муж ее нашел в себе силы проявить благородное хладнокровие.

— Поздравляю, Володь, — он протянул руку счастливчику.

Тот пожал, улыбнулся, улыбнулся всем остальным, нотариусу, но похоже — больше всего себе самому.

Приехавший внимательно слушал. А к концу, откинул полы пиджака и уперся в бока руками — не от жаркого уже утреннего воздуха, а чуть-чуть взволновавшись.

— Это что же получается, какая-то запертая ситуация? Наследник вступает в права после похорон — так я понимаю?

— Угу, — молодой человек спрятал в карман листок, на котором записал озвученную нотариусом формулировку.

— А прочие трое могут блокировать его фактическое наследование хоть до второго пришествия?

— Что «могут»? Они уже начали. Только наших с вами денег, Сергей Петрович, это никак не касается.

— Ну, мне и так он всё в жизни устроил. И ты, небось, поднакопил здесь за время службы?

— Поднакопил. Грех жаловаться, жили ведь тоже на всем готовом. И завещал триста штук, — парень взглянул в небо и быстро перекрестился, — дай бог ему там, не видели от него ничего, кроме хорошего.

— Да, а родственничков он, значит, в затрудненье поставил, ха!

— Не больно он их любил, по-моему. Вашим приездам радовался, дни считал, вот, мол, через столько приедет.

Оба погрустнели, и пожилой человек опустил голову.

Солнцу не понравились двое внизу, не замечающие лучей.

Приехавший поднял к голове руку.

— Печет как у нас на юге. Значит, баталии уже начались?

— Макар вчера пошел к ним с картой для ужина — он у нас любопытная деревенщина — ну, слышит бурные разговоры, и заторчал тихо в зимнем саду. Минут десять подслушивал.

— Так договорились они или нет?

— Непонятно пока, в баре яркий свет горел до трех ночи. Ваша комната в полном порядке, Сергей Петрович. Туда поднимемся?

— Нет, знаешь, ты чемодан отнеси, а я выпью немного с дорожки. Самолет, машина — подукачало слегка.

Внутри прохлада, воздух словно прозрачней и чище, веселье света и зелени.

Высокий розовый куст с бутонами, готовыми уже распуститься, и знакомые другие растения, чужеродные в том числе — он так и не узнал их названия, хотя все собирался в очередной приезд, и имеется ведь каталог с их номерками.

Бар, кресла, столик, фонтанчик — бесшумный, умиротворяющий.

Несправедливое есть в остающихся после человека предметах, безразлично продолжающих жить.

Наружи, там, было бодро, но здесь вдруг сделалась какая-то слабость, воздуха много, а не хватает.

Человек торопливо поискал бренди среди крепкого алкоголя — больше хотелось кентуккийского виски, смотревшего сейчас на него, но от нервов-сосудов бренди лучше всего врачует. Где же?.. Внизу, почему-то.

Он заметил себе, что слишком спешит налить, и что, по сути, это сейчас внутри легкая паника — не болел в жизни ничем, не привык, и теперь, когда организм вдруг не слушается, было так уже несколько раз, возникает гадкое ощущенье.

Бренди помог почти сразу, и наверно, чисто психологически.

А произойдет ведь когда-нибудь — не получится что-то уже в последней для него спешке.

Негромкий голос послышался, мужчина — светловолосый, худой, средних лет — спустился, неслышно, по боковой лестнице. Это он поздоровался.

Приехавший поспешил ответить, и назвал себя — фамилию, имя, отчество — громко, по-военному несколько, впрочем, и выправка пробивалась, несмотря на гражданский костюм.

Мужчина, смущаясь слегка, произнес:

— Это вы тот самый следователь... — и приостановился: — я Олег, сводный брат покойного.

— Да, тот самый. Только уже бывший следователь прокуратуры.

— Он про вас говорил...

Мужчина неловко застыл между креслами и баром, и гость, возвращаясь к привычному самочувствию, предложил:

— Я тут расслабляюсь слегка после дальней дорожки, не желаете ли для компании?

Тот приветливо, но тоже с оттенком робости, улыбнулся:

— Да, спасибо, я бы выпил винца.

Простоватое последнее слово мало шло ко всем этим бутылкам — каждая гордилась собой.

— Что предпочитаете?

— Да я знаете... как-то...

— Утром, если вы натощак, лучше этого вот «Бордо», — приехавший снял бутылку, — вам ни один папа римский не предложит.

— А они разве пьют?

— Пфу, еще как. Ну, не напиваются, конечно, на людях.

Где-то он действительно читал про одного папу римского, который и альпинизмом занимался, и сигары курил, и по паре бутылок вина в день ухлопывал.

А какой цвет у этого терпкого «Бордо», со склона, куда вообще не допускается бездумно веселая молодежь, — в красной прозрачности проступает черное, однако лишенное мрачности и увлекающее живой глубиной.

— Пожалуйте.