У нее нет охоты выяснять этот вопрос. Опустившись на колени перед кардиналами и взяв причастие, она трогает пузырек на шее, наполненный сладким смертельным ядом. Смерть настанет раньше бесчестия. Маргаритино мужество в Дамьетте все еще отдается эхом в ее душе, как боевой клич. Беатриса ни на йоту не уступит ей в отваге.
Маргарита Не враг
Будь Беатриса еще жива, она бы посмеялась над Маргаритой. «У тебя слезы печали или радости? Ты хотела этого, верно?»
– Да, – говорит она в носовой платок. – В карете они вдвоем с Элеонорой. – Я хотела ее смерти. Но только раз, когда она взяла назад свое обещание отдать мне Тараскон, а потом оставила нас сгнить в Утремере или отдать головы сарацинам – во всяком случае, я так думала. Я смотрела, как отходит от берега ее корабль, и надеялась, что он утонет и будет лежать на дне морском.
А теперь Беатриса в склепе. Умерла от дизентерии, скоропостижно, в страшную сицилийскую жару – жалкий конец царствования начался на бархатном ложе во время торжественной процессии двумя годами раньше.
– Когда я услышала, что они с Карлом домогаются Сицилии, то стала развлекать себя кровавыми фантазиями, – говорит Элеонора. – Помнишь ее возбуждение? Как всегда, думала только о себе. Прямо с ума сходила.
– Она была одержима мыслью стать королевой, – замечает Маргарита, похлопывая себя по щекам. – И еще своим драгоценным Карлом.
– И похоже, ей не нужна была ничья помощь. В отличие от Санчи. – Элеонора прижимает лицо к рукам. – Так и не знаю, должна ли я была узнать, что Санча умирает. Могла ли я спасти ее.
– Наверное, могла, если бы не пряталась в это время в Тауэре в страхе за свою жизнь. – Маргарита не может сдержать резкости в голосе; они с Элеонорой исследовали этот вопрос много раз и никогда не находили ничего нового. – А Санча, казалось, все время жаловалась то на ту хворь, то на другую.
– Беатриса говорила, что мы бросили ее. Что должны были сделать больше.
– Разве мы лекари? Ясновидящие? Беатриса думала, что королевская корона дает волшебную силу. Полагаю, перед смертью она узнала правду.
– Я слышала, на Сицилии ею восхищались. Тамошние поэты ее превозносили. А вот Карла презирали.
Его так ненавидели, что он не смог устроить Беатрисе подобающие похороны на Сицилии из страха, что на него нападут.
– Я уверена, он был к сицилийцам так же жесток, как в свое время к марсельцам, – сердится Маргарита. – Смерть нашей сестры вызовет в Провансе радость. Теперь Карлу придется отречься от графства в пользу Карла Младшего.
– Но он еще совсем ребенок!
– Неважно. Папино завещание гласит ясно: после смерти Беатрисы графство наследует ее старший сын, а не муж.
– И Карл не может править, пока мальчик не достигнет нужного возраста?
– Нет. Эта задача выпадала Санче – а теперь одной из нас.
– И кому же именно, как ты думаешь? – сквозь слезы улыбается Элеонора.
– Я думаю, поскольку Париж ближе…
– Пожалуйста, забирай. Мне и без того забот хватает.
Элеонора и Генрих еще не полностью подавили мятеж в Англии. Смерть Симона только раззадорила его сторонников, включая Лливелина ап Гриффида, самопровозглашенного принца Уэльского.
– Лливелин как мальчик с палочкой, который тычет ею в осиное гнездо, чтобы посмотреть на переполох. Мы обнаружили, что все эти то и дело вспыхивающие стычки – результат его подстрекательства.
Элеонора с Генрихом отдали замки в Уэльсе Эдмунду и послали его туда сражаться.
– А Эдуард?
Она всегда воодушевляется при мысли о нем, этом храбром рыцаре, дерзком принце, любимом своим народом. Такого сына могла бы иметь Маргарита, если бы не безразличие Людовика к их детям и не влияние на них Бланки.
– Он, как всегда, не знает отдыха, – вздыхает Элеонора. – Разъезжает со своими друзьями из Марки в поисках рыцарских турниров.
– Турниров? Но это же глупый риск.
– Да, но какой сын нынче слушает советы матери?
– Особенно когда мать так похожа на сына, – улыбается Маргарита. – Помнишь, как мама уподобляла тебя Артемизии?
– Царице-воительнице, – улыбается Элеонора. – Помню. Я тоже была глупа, вечно стремилась испытать себя без особых причин, вечно хотела сражаться за пустяки – так Эдуард не может без своих турниров. И все же, – она понижает голос, – терпеть не могу, когда он рискует жизнью и будущим Англии. А особенно волнуется его жена, ведь ей так хочется занять мое место.
– Это не случится еще много лет, – говорит Маргарита, кладя руку на плечо сестре.
– Надеюсь, ты права, но боюсь, что нет. – Голос Норы дрожит. Для Маргариты это событие: она не видела сестру плачущей с тех пор, как та упала с лошади в девятилетнем возрасте. – Генрих стареет. Все чаще болеет.