Четыре сезона

– Ну вы, двое, перестаньте-ка сейчас же, – ворчит Сэм Мэй, заходя в комнату. – Мать не выносит вашей возни, и вам это известно. – Отец снимает галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки и садится за стол, где перед ним уже стоит тарелка с двумя-тремя красноватыми сосисками. Сэм мажет их несвежей горчицей. – Ты где пропадал, Эдди?

– У Джейн.

Дверь ванной хлопает. Это Вирджиния. Интересно, не забыла ли там Джейн губную помаду, заколку или что-то еще из своих дамских причиндалов, размышляет Чико.

– Ты бы лучше отправился с нами навестить дядю Пита и тетушку Энн, – продолжает ворчать отец, что, однако, не мешает ему в два счета проглотить сосиски. – Ты стал словно чужой, Эдди, и мне это не нравится. Ты тут живешь, мы тебя кормим – изволь вести себя как член семьи.

– Живу тут, – бормочет Чико, – кормите меня…

Сэм быстро поднимает на него глаза. Во взгляде его мелькает затаенная боль, тут же сменяющаяся гневом. Когда он снова открывает рот, Чико замечает, что зубы у него желтые от горчицы.

– Попридержи язык, сопляк, – рявкает на него отец. – Слишком разговорчивый стал…

Пожав плечами, Чико отрезает ломоть хлеба от батона, лежащего на подносе возле отца, и намазывает его кетчупом.

– Через три месяца я от вас уеду, – говорит он. – Я намереваюсь починить машину Джонни и свалить отсюда в Калифорнию. Может, найду там работу.

– Великолепная мысль! Долго ее рожал? – Сэм Мэй крупный, чуть нескладный мужчина, но у Чико складывается впечатление, что после женитьбы на Вирджинии и особенно гибели Джонни он стал как-то усыхать. – На этой развалюхе ты не доберешься и до Касл-Рока, не говоря уже о Калифорнии.

– Ты так считаешь? А не пойти ли тебе куда подальше, папочка?

Отец замирает с открытым ртом, затем хватает со стола баночку с горчицей и швыряет ее в Чико, попав прямо в грудь. Горчица растекается по свитеру.

– Ну-ка повтори, что ты там вякнул! – ревет он. – Я тебя, сопляк, сейчас по стенке размажу!

Чико поднимает баночку, задумчиво глядит на нее и внезапно швыряет назад в отца. Тот медленно поднимается со стула. Физиономия его приобретает кирпичный оттенок, на лбу резко пульсирует жилка. Он делает неловкое движение, задевает поднос и опрокидывает его на пол вместе с тарелкой жареной фасоли в соусе. Малыш Билли с расширенными от ужаса глазами и дрожащими губами отступает к кухонной двери, готовый броситься вон из комнаты. По телевизору Карл Стормер и его ребята из группы «Кантри Баккаруз» исполняют суперхит сезона – «Длинную черную вуаль».

– Вот она, благодарность, – пыхтит отец, как будто из него вдруг выпустили пар. – Растишь их, заботишься о них и вот что получаешь…

Одной рукой он хватается за спинку стула, словно боясь потерять равновесие. В другой – судорожно сжимает сосиску, похожую на фаллос. Внезапно отец выкидывает такое, что Чико глазам своим не верит: он впился зубами в сосиску и принимается быстро-быстро ее жевать. Одновременно из глаз его брызжут слезы.

– Эх, сынок, сынок… – дожевав сосиску, стонет отец. – Так-то ты платишь мне за все, что я для вас делаю…

– А что ты для нас сделал? Привел в дом эту стерву?! – взрывается Чико, сумев, однако, вовремя остановиться и проглотить остаток фразы: Если б ты этого не сделал, Джонни был бы жив!

– Это тебя не касается! – ревет Сэм Мэй сквозь слезы. – Это мое дело!

– Разве? – Чико тоже срывается на крик. – Только твое? А нам с Билли не приходится жить с ней?! Наблюдать, как она мучает тебя? А ведь тебе даже невдомек, что…

– Что? – Отец вдруг понижает голос, в нем звучит неприкрытая угроза. – Говори уж все до конца. Так что мне невдомек, а?

– Так, не важно…

То, что он едва не проболтался, приводит Чико в ужас.

– Тогда лучше заткнись, Чико, или я вышибу из тебя мозги. – То, что отец назвал его по прозвищу, означает крайнюю степень бешенства. – Ты понял меня?

Обернувшись, Чико замечает Вирджинию. Судя по всему, она все слышала с самого начала и теперь молча смотрит на Чико большими карими глазами. Глаза у нее в отличие от всего остального действительно прекрасны… Внезапно Чико ощущает новый прилив ненависти.

– Хорошо же, я договорю до конца, – шипит он и тут же срывается на крик: – Ты, папочка, рогами весь порос и великолепно это знаешь, но поделать ничего не можешь!

Для Билли это уже слишком: малыш роняет свою тарелку на пол и, тоненько взвыв, закрывает ладонями лицо. Фасолевый соус растекается по ковру, запачкав его новенькие туфельки.

Сэм делает шаг к Чико и вдруг останавливается под его взглядом, который словно говорит: Ну же, давай, смелей! Ведь к этому все шло уже давно! Так они и стоят друг против друга в полной тишине, которую нарушает низкий, чуть с хрипотцой голос Вирджинии, поразительно спокойный, как и ее огромные карие глаза:

– У тебя была здесь девушка, Эд? Ты же знаешь, как мы с отцом относимся к подобным вещам. – И после паузы: – Она забыла носовой платок…