Четыре сезона

– Да? Как мило с вашей стороны сказать мне об этом. – Его голос был холодно-вежлив. Я упал духом, чувствуя, как зарделись мои щеки. Вовсе не всегда обязательно слышать хлопок, чтобы знать, что дверь закрылась.

Когда такси подъехало к тротуару у моего дома, я вновь поблагодарил его, и на этот раз он проявил чуть больше теплоты.

– Хорошо, что вы пришли по первому же приглашению, – сказал он. – Приходите еще, если захотите. Не ждите приглашения, мы в 249Б не очень любим церемонии. Четверги лучше всего подходят для историй, но клуб открыт каждый вечер.

Я должен буду вступить в его члены?

Вопрос вертелся у меня на кончике языка. Я хотел задать его, мне казалось необходимым спросить об этом. Я обдумывал его, мысленно произносил (по своей адвокатской привычке), чтобы услышать, как он звучит, но в этот момент Уотерхауз велел таксисту ехать. Такси тронулось, а я стоял на тротуаре, полы моего пальто бились о колени, и думал: Он знал, что я собираюсь спросить его об этом, он знал и специально сказал водителю, чтобы тот трогал, а я не успел задать вопрос. Затем я сказал себе, что это абсурд или паранойя. И это действительно так. Но в то же время это было правдой. Я мог насмехаться надо всем, но никакая насмешка не может изменить сути того, что есть.

Я медленно подошел к двери и вошел в дом.

Эллен была в полусне, когда я сел на кровать, чтобы снять ботинки. Она повернулась на другой бок и издала какой-то вопросительный звук, я сказал ей, чтобы она спала.

Она опять пробормотала что-то, напоминавшее «Нуктам?».

Сидя в наполовину расстегнутой рубашке, я не решался что-либо сказать. И вдруг отчетливо осознал, что если я расскажу ей, то больше никогда не увижу эту дверь с другой стороны.

– Все было хорошо, – сказал я. – Пожилые люди рассказывали истории о войне.

– Я же тебе говорила.

– Но это было совсем неплохо. Я, может быть, снова пойду туда. Это может оказаться полезным для моего положения в фирме.

– В фирме. – Она чуть подтрунивала надо мной. – Ты старый зануда, любовь моя.

– Чтобы узнать кого-то, надо жизнь положить, – сказал я, но она уже снова заснула. Я разделся, принял душ, надел пижаму, но вместо того чтобы ложиться спать, накинул халат и взял бутылку виски. Я пил его маленькими глотками, сидя за столом на кухне и глядя в окно на холодную Мэдисон-авеню. Я размышлял. У меня слегка шумело в голове от выпитого за весь вечер алкоголя. Но эти ощущения не были неприятными, как бывает при похмелье.

Когда Эллен спросила меня, как провел вечер, мысли, пришедшие мне в голову, были столь же неясными, как и в тот момент, когда я стоял на тротуаре и провожал глазами отъезжающую машину с Уотерхаузом. Бога ради, что плохого было бы в том, если бы я рассказал жене о безобидном вечере в клубе моего босса? И пусть даже в этом и было что-то зазорное, кто узнал бы, что я это сделал? Нет, воистину все это было смешным и безумным одновременно. Однако сердце подсказывало мне, что то, о чем я думал, действительно имеет место.

Я встретил Джорджа Уотерхауза на следующий день в холле между бухгалтерией и библиотекой. Встретил? Точнее сказать, прошел мимо. Он кивнул мне и удалился, не сказав ни слова… как он поступал все эти годы.

Весь день у меня болели мышцы живота. Это было единственным, что убеждало меня в реальности вечера, проведенного мною в клубе.

Прошло три недели. Четыре… пять. Второго приглашения от Уотерхауза не последовало. Наверное, я сделал что-то не так, не подходил им. Или просто сам убеждал себя в этом. Подобные мысли угнетали меня. Полагаю, что со временем мои переживания потеряли бы остроту, утихли, как случается со всякими неприятными ощущениями. Но я не переставал вспоминать самые необычные моменты того вечера – отдельные островки света в библиотеке; абсурдный и потешный рассказ Уотерхауза об учительнице, застрявшей в туалете; запах кожи среди узких стеллажей. И мои чувства, когда я стоял возле узкого окна и смотрел на ледяные кристаллики, меняющие цвет от зеленого к янтарному и красному. Я думал о состоянии покоя, который тогда испытал.

В течение этих пяти недель я заходил в библиотеку и пролистывал книги Алджернона Уильямса (у меня были собственные три тома, и я их уже просмотрел). Одно издание претендовало на полное собрание стихотворений этого поэта, но и там я не обнаружил «Колокольного звона».

Во время посещения Нью-Йоркской публичной библиотеки я пытался найти в каталоге карточку с перечислением произведений Эдварда Грея Севиля, но отыскал лишь мистический роман, написанный женщиной по имени Рут Севиль.

Приходите снова, если захотите. Не ждите приглашений…