Четыре сезона

Он смотрел на оценки, не веря своим глазам. Он предполагал, что хвастаться будет нечем, но такой катастрофы никак не ожидал.

А может, оно и к лучшему, вдруг прозвучал внутренний голос. Может, ты специально до этого довел, потому что хочешь остановиться? Пока не поздно. Пока не случилось чего-то непоправимого.

Он отбросил эту мысль. Ничего плохого случиться не может! Дюссандер целиком и полностью в его власти. Старик был уверен, что Тодд написал обо всем в письме, которое передал на хранение другу. Кому конкретно, он не знал. Если с Тоддом, не дай Бог, что-нибудь случится – причем не важно, что именно, – письмо сразу окажется в полиции. Тодд не сомневался: раньше Дюссандер мог бы на что-то решиться, но теперь стал

слишком стар, чтобы пуститься в бега даже при наличии форы.

– Он, черт возьми, вот у меня где! – прошептал Тодд и с силой ткнул кулаком себе в бедро. Ушибленное место больно заныло.

Разговаривать с собой вслух – дурной признак, так делают только психи. Это началось месяца полтора назад, и ему никак не удавалось избавиться от дурной привычки. Несколько раз Тодд даже ловил на себе недоуменные взгляды прохожих. И учителей тоже. А гаденыш Берни Эверсон даже прямо спросил, все ли у него дома. Тодд с большим трудом удержался, чтобы не вмазать ему хорошенько, но разборки с драками ни к чему хорошему не приводят, и попадать в список хулиганов ему вовсе ни к чему. Да, разговаривать с самим собой – плохо, однако…

– Видеть сны еще хуже, – прошептал он, и на этот раз даже не заметил, что снова произнес это вслух.

В последнее время Тодда мучили кошмары. В одном сне он, одетый в робу, стоял в шеренге изможденных, костлявых заключенных. В воздухе пахло горелым, слышался рев бульдозеров. Появившийся Дюссандер показывал на отдельных узников. Их оставляли, а остальных уводили в крематорий. Кое-кто упирался, но большинство обреченно брели, не в силах сопротивляться. Потом Дюссандер остановился перед Тоддом, их взгляды встретились, и старик ткнул ему в грудь потрепанным зонтиком.

– А этого отведите в лабораторию, – приказал Дюссандер во сне и противно ухмыльнулся, обнажив вставные зубы. – Заберите этого американского мальчишку!

В другом сне Тодд был одет в нацистскую форму. Сапоги начищены до зеркального блеска. Кокарда с «мертвой головой» и эмблема со сдвоенной руной «зиг» ослепительно сверкают. Он стоит на центральной улице Санта-Донато, и все на него смотрят. На него начинают показывать пальцами, кое-кто даже смеется. На лицах остальных отражается крайнее удивление, гнев и омерзение. В том сне к нему подъезжает старинный автомобиль и со скрежетом останавливается. В нем сидит Дюссандер, похожий на мумию с коричневой кожей, и на вид ему лет двести.

– Я знаю тебя! – визгливо кричит Дюссандер, оглядывая зевак и показывая на Тодда. – Ты был главным в Патэне! Смотрите, смотрите все! Вот он – Кровавый Мясник из Патэна! Любимчик Гиммлера! Смерть убийце! Смерть Мяснику! Смерть чудовищу!

А еще был сон, в котором Тодда, одетого в полосатую робу заключенного, вели по каменному коридору два охранника, похожие на его родителей. У обоих на рукавах желтые повязки с шестиконечной звездой Давида. За ними шел священник, читавший выдержки из Ветхого Завета. Тодд обернулся и увидел, что это Дюссандер, одетый в форму офицера СС.

В конце коридора открылись двойные двери, за которыми оказалась восьмиугольная комната со стеклянными стенами. Посередине возвышалась плаха. За стеклом вокруг комнаты толпились изнуренные мужчины и женщины, все голые, они безучастно наблюдали за происходящим. На руке у каждого была татуировка с номером.

– Все в порядке, – снова прошептал Тодд. – Все в порядке и под контролем.

Парочка возле пруда перестала целоваться и с любопытством уставилась на Тодда. Тот вызывающе посмотрел на них. Наконец они отвернулись. Интересно, тот парень действительно ухмыльнулся или ему показалось?

Тодд поднялся, сунул табель в задний карман и забрался на велосипед. Добравшись до магазина в двух кварталах от парка, он купил там жидкость для выведения чернил и синюю авторучку. Затем вернулся в парк. Парочка уже ушла, а пьяницы были на месте – порывы ветра доносили исходившее от них зловоние. Тодд переправил оценки. Английский – хорошо. История Америки – отлично. Естествознание – хорошо. Обществоведение – хорошо. Французский – удовлетворительно. Алгебра – хорошо. Чтобы документ не вызвал подозрений, он сначала стер слово «хорошо» в оценке по обществоведению, а потом написал его заново.

Настоящий специалист!

– Ерунда, – шептал Тодд. – Главное – выиграть время. Точно!

В том же месяце Курт Дюссандер проснулся как-то ночью от собственного крика. Он, судорожно сжав руками одеяло, задыхался, вглядываясь в зловещую темноту. Его парализовал страх. Грудь сдавило так, что он испугался, не инфаркт ли это. С трудом нащупав в темноте лампу на тумбочке возле кровати, старик чуть не сбросил ее, когда пытался включить.