Четыре сезона

– Прекрасно, – сказал Боуден. – А теперь мое предложение: если мальчик получит одну такую карточку… хотя бы одну, – он поднял вверх скрюченный палец, – я выйду с вашим предложением. Более того. Если мальчик получит такую завальную карточку в апреле…

– Вообще-то, мы их даем в мае.

– … в этом случае я гарантирую, что они примут ваше предложение. Их, право же, волнует судьба сына, мистер Фрэнч. Но в настоящий момент они так увязли в собственных делах, что… – Он только рукой махнул.

– Понимаю.

– Давайте же дадим им срок во всем разобраться. Пусть сами вытащат себя из болота… это будет по-нашему, по-американски, не правда ли?

– Пожалуй, – после секундного раздумья сказал Эдвард Фрэнч. И, посмотрев на стенные часы, которые напомнили ему о предстоящем через пять минут свидании с очередным родителем, он поспешил добавить: – Что ж, договорились.

Он и Боуден встали почти одновременно. Пожимая старику руку, Фрэнч не забыл про его артрит.

– Но должен вас предупредить, мистер Боуден, шансы наверстать за какой-нибудь месяц то, что было упущено почти за полгода, прямо скажем, невелики. Тут нужно горы своротить. Так что от данного сегодня обещания вам все равно не уйти.

– Да? – только и сказал Боуден, сопровождая вопрос загадочной усмешкой.

В продолжение всего разговора что-то все время смущало Эдварда Фрэнча, но что именно, он понял только за завтраком, в школьном буфете, через час с лишним после того, как «лорд Питер» покинул его кабинет, элегантно зажав под мышкой свой черный зонт.

Калоша Эд беседовал с дедушкой Тодда минут пятнадцать, а то и двадцать, и, кажется, ни разу за все это время старик не назвал своего внука по имени.

Через пятнадцать минут после конца занятий Тодд, бросив велосипед у дома, одним махом взбежал по ступенькам знакомого крыльца. Он отпер дверь своим ключом и сразу направился в залитую солнцем кухню. Лицо Тодда как будто тоже озарял свет надежды, но свет этот пробивался сквозь мрак отчаяния. Он остановился на пороге, с трудом переводя дыхание, в горле ком, живот свело… а Дюссандер – этот как ни в чем не бывало раскачивался в своем кресле, потягивая доброе старое виски. Он был все еще в костюме-тройке, разве только чуть расслабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Его глаза, глаза ящерицы, смотрели на мальчика, ничего не выражая.

– Ну? – наконец выдавил из себя Тодд.

Дюссандер не спешил удовлетворить его любопытство, и эти секунды казались Тодду вечностью. Но вот старик поставил кружку и сказал:

– Этот болван всему поверил.

У Тодда вырвался вздох облегчения. А Дюссандер уже продолжал:

– Он предложил, чтобы твои родители походили на консультации в службу доверия. Он, собственно, настаивал на этом.

– Ну, знаете!.. А вы… вы что… что вы ему?

– Все решали секунды, – сказал Дюссандер. – Но я вроде той девочки из сказки, которая, чем серьезней момент, тем смелее на выдумки. Я пообещал вашему Фрэнчу, что, если в мае ты получишь хоть одну завальную карточку, твои родители непременно воспользуются его предложением.

Кровь отхлынула от лица Тодда.

– Да вы что! – вырвалось у него. – Да я УЖЕ схватил две пары по алгебре и одну по истории! – У него выступил пот на лбу. – Сегодня писали контрольную по французскому… тоже будет пара, и думать нечего. Весь урок думал, как вы там с Калошей Эдом… обработаете его, не обработаете… Обработали, называется! – воскликнул он горько. – Ни одной завальной карточки! Да я нахватаю их штук пять или шесть!

– Это максимум, что я мог сделать, не вызвав подозрений, – заметил Дюссандер. – Ваш Фрэнч хоть и болван, но свое возьмет. Если ты не возьмешь свое.

– Чего-чего? – Тодд, с перекошенным от злобы лицом, готов был наброситься на старика.

– Будешь работать. Эти четыре недели ты будешь работать как зверь. В понедельник ты пойдешь ко всем учителям и извинишься за наплевательское отношение к их предметам. А еще…

– Это не поможет, – перебил его Тодд. – Вы не врубились. По природоведению и истории они ушли, считай, недель на пять. По алгебре – вообще на десять.

– И тем не менее. – Дюссандер подлил себе виски.

– Смотрите, какой умник выискался! – заорал на него Тодд. – Нашли кому приказывать. Не то времечко, понятно?! – Он вдруг перешел на издевательский шепот. – Самое страшное оружие теперь у вас – морилка для крыс… вы, дерьмо засохшее, сморчок вонючий!

– Вот что я тебе скажу, сопляк, – тихо произнес Дюссандер.

Тодд дернулся ему навстречу.

– До сегодняшнего дня, – продолжал тот, отчеканивая каждое слово, – у тебя еще была возможность, весьма призрачная возможность выдать меня, а самому остаться чистым. Хотя при таких нервишках вряд ли бы ты справился с этой задачей, но допустим. Теоретически это было возможно. Но сейчас все изменилось. Сегодня я выступил в роли твоего дедушки, некоего Виктора Боудена. Любому человеку понятно, что это было сделано – как в подобных случаях выражаются? – с твоего попущения. Если сейчас все выплывет наружу, тебе не отмыться. Крыть будет нечем. Сегодня я постарался отрезать тебе пути к отступлению.

– Моя бы воля…