Четыре шага (Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) - 1)

- Средне, товарищ дивизионный комиссар.

- Ну вот, кончили средне, а теперь за командира батальона приходится вас оставлять. Доложите командиру полка. Где он, кстати?

- Но знаю, товарищ дивизионный комиссар. Здесь его пока по было.

Пантелеев вздохнул. Всю желчь, которая накопилась у пего за день, он, сливая по капле, оставлял до предстоящей встречи.

- Комиссар полка ранен, и, как видно, тяжело, - сказал он. - Как только стемнеет - вынесите. И теперь же тяните связь в роту, чтобы до полной темноты связь была! Понятно?

- Понятно, товарищ дивизионный комиссар.

- Где моя машина?

- Сейчас придет, товарищ дивизионный комиссар, - с виноватым видом сказал начальник штаба. - Поехала ящики с минами подвезти к минометам, - и он снова указал рукой налево за песчаный гребешок. - Она и минометы туда под огнем отвезла - подцепила и отвезла, один за одним. Боевая дивчина, добавил он с молодым восхищением.

Пантелеев посмотрел на его залившееся румянцем лицо и сказал насмешливо:

- Дивчина-то боевая, да вы-то не больно боевые. Что же у вас, других шоферов нет - гоняете ее то с минометами, то с минами. Обрадовались, что одна дивчина храбрее всех вас, мужиков, нашлась, так и ездите на ней взад и вперед!

- Тут под рукой других шоферов нет, товарищ дивизионным комиссар, а она сама вызвалась, прямо говоря, напросилась.

- Могли бы и сами на руках минометы подтащить вперед.

- Песок, товарищ дивизионный комиссар, долго, а нам побыстрей хотелось.

- Ну что ж, подождем. К медали представлю, если живая вернется.

В последних словах была укоризна, и начальник штаба вновь покраснел.

- Товарищ дивизионный комиссар, - сказал он, - разрешите доложить шпионку задержали.

- Шпионку? - недоверчиво переспросил Пантелеев. - Небось какая-нибудь баба посмелей осталась в подвале, когда все ваши драпанули, а теперь вылезла, и готово - шпионка! А уполномоченный уже рад стараться! Кто ее задержал - уполномоченный?

- Так точно, уполномоченный.

- Позовите его ко мне.

Через минуту к Пантелееву подошел уполномоченный особого отдела полка рослый парень с красивыми серыми глазами. Одет он был не по форме, вместо шинели - черная кожанка.

- Что, еще с гражданской войны таскаете? - неприязненно посмотрев на кожанку, съязвил Пантелеев. - Комиссарите?

- Нет, товарищ дивизионный комиссар, - заметив насмешку, но не теряясь, ответил уполномоченный. - Шоферская привычка.

Я финскую в шоферах служил, а потом перевели в особисты.

- Шофер, значит, - сказал Пантелеев. - Мины под огнем у вас девка перебрасывает, а вы шофер!

- Я не мог отлучиться - с задержанной допрос снимал, - сказал уполномоченный.

Он держался с достоинством, но любивший это в людях Пантелеев и тут не смягчился.

- Задержанная, - пробурчал он, - наверное, тетку Марфу из-под картошки вытащил - вот и вся ваша шпионка.

- Нет, товарищ дивизионный комиссар, задержана женщина из Геническа. Переправилась сюда, на Арабатскую Стрелку, ночью вместе с немцами, а дальше пошла с заданием - посмотреть, где и что, и вернуться в Геническ. Сообщает, что мост при взрыве только в воду осел, можно в Геническ по пояс в воде перейти.

Вообще важные показания дает - может быть, вы сами с ней поговорите?

- Ладно, посмотрим, что за птица, - сказал Пантелеев, смущенный тем, что, кажется, невпопад придрался к уполномоченпому. Он был доверчив и не стеснялся этого, потому что доверчивость редко обманывала его в жизни. Хотя теоретически и верил, что среди советских людей могут существовать шпионы, но душа его этого не принимала.

- Пойдем посмотрим, - сказал он Лопатину. - Когда еще живую шпионку увидишь, если, конечно, она шпионка! - продолжая гнуть свое, искоса взглянул он на уполномоченного.

Задержанная женщина сидела у стены сарая на кирпичах сушеного кизяка. Подле нее стоял скучающий конвоир. Пантелеев грузно опустился на козлы для пилки дров; уполномоченный и Лопатин стали рядом.

Как показалось Лопатину, женщине было уже за тридцать, не меньше. Она была некрасива, даже уродлива: землистого цвета лицо, глубоко запавшие глаза, короткая верхняя губа, обнажавшая неровные темные зубы, прямые пряди жидких и сальных черных волос, вылезавших из-под черной в мелкий горошек косынки.

Шея у женщины была тощая, а одно плечо перекошено - она была кособока и казалась худой. Но у нее были широкие бедра и грязные босые толстые ноги, никак не сочетавшиеся с маленькой птичьей головкой.

Пантелеев с минуту молча рассматривал ее и лишь потом начал задавать вопросы, к которым уполномоченный изредка добавлял свои. Женщина отвечала на все вопросы одинаковым голосом, равнодушно глядя в одну точку перед собой, независимо от того, о чем ее спрашивали и кто говорил с ней Пантелеев или уполномоченный.

Пантелеев после первого же ее ответа понял, что уполномоченный прав женщина действительно переправилась ночью вместе с немцами из Геническа и оставлена ими здесь. Она не отрицала этого.