Естественно возникает вопрос: почему Энгельс сознательно отказался от своего оригинального вклада в пользу Маркса. С одной стороны, Энгельс и Маркс действительно сходились в некоторых своих идеях, особенно на ранних этапах своей деятельности, когда Маркс полностью погрузился в свой проект гегелизированной экономики. Оба были молодыми и деятельными революционерами. Энгельс возглавлял военное восстание в своем родном городе Бармене в Германии в 1848 году. После спада революции Маркс продолжал вести подпольную политическую работу и возглавил Коммунистический интернационал, вклад же Энгельса состоял в том, что он управлял фабрикой и поддерживал Маркса финансово. Несомненно, что эта политическая преданность и более сильная политическая личность Маркса и послужили основой их единомыслия, во всяком случае на публике. К тому же с Марксом трудно было ладить. Энгельс был одним из немногих знакомых, с которым он не поссорился. Фактически Энгельс был его единственным другом. Условием их дружбы было то, что они избегали всяких идейных расхождений; в публичных ситуациях Энгельс не должен был ставить под сомнение факт Марксова превосходства в их сотрудничестве. Вероятно, такая ситуация даже была на руку Энгельсу, поскольку с внешней стороны он слыл в Манчестерском обществе респектабельным руководителем бизнеса. Маркс же не только мирился с бедностью, но также и с опасностями, сопряженными с деятельностью политической полиции и с бесконечной борьбой с цензорами на континенте. Возможно, Энгельс даже испытывал внутреннее идейное удовлетворение. В конце концов, это он инициировал «критику политической экономии» и систему материалистической социологии конфликта в 1840-х годах, и он, вероятно, находил удовлетворение в том, что его проект теперь работал во всех деталях, тщательно проработанных усилиями его друга. Через 25 лет он смог сам вернуться к идейной борьбе, но теперь у него в руках уже был более или менее законченный продукт. После того как Маркс заболел и умер, Энгельс оказался в центре внимания как популярный и влиятельный глашатай, мыслям которого придавали большое значение, и предложил ввести новые элементы в систему. Можно сказать, что ценой отсутствия должного признания Энгельс смог пожать плоды приятной и успешной интеллектуальной карьеры в гораздо большей степени, чем это удалось Марксу в течение своей жизни.
Если кому-то угодно играть с названиями, можно сказать, что название «марксизм» — это миф и что, с точки зрения социологии, Маркс мог бы быть более корректно назван «энгельсианцем». Маркс писал более крупные и более систематические работы, но в более узком и мономаниакальном ключе. Энгельс брал шире и был более социологичен. Он больше стремился к работе над наскоро написанными статьями, испытывая новые идеи на бумаге — отсюда поверхностность некоторых его мыслей, например, его мысли о диалектике природы или его упрощенный эволюционизм в трактовке истоков семьи и государства. Но Энгельс был также достаточно гибок, чтобы признать свои методологические просчеты и предвосхитить прогрессивное развитие все более эмпирически адекватной социологии конфликта. Конечно, то, что делали Маркс и Энгельс, было только началом. Маркс, несомненно, обладавший гигантской интеллектуальной силой и энергией, впитал в себя ранние идеи Энгельса, усилил его аргументы и сделал их своими, как можно видеть на примере его блестящего «Восемнадцатого Брюмера». Когда он стал работать в одиночку и отошел от влияния Энгельса, социолог в нем уступил место одержимому одной идеей экономистугегельянцу. Но в конце концов, не так важно, какой именно вклад внес каждый из них. Говоря о темах, которые могут быть названы «энгельсовскими», я делаю это только потому, что их труды неоднородны и их вклад неравноценен. Но здесь мы рискуем созданием несколько мифического «Энгельса» вместо уже изрядно мифологизированного Маркса. Теперь имеет смысл обратиться к тем направлениям их мысли, которые оказали наиболее долговременное влияние на социологию.