Четыре степени жестокости

Я положила ее на столик рядом с пультом. В книге так много говорилось о несправедливости и проблемах нравственности, что в данных обстоятельствах она казалась абсолютно неуместной. Как будто с ее помощью я хотела предъявить Маккею обвинение.

— Ой, спасибо большое, — пробормотал он, не скрывая сарказма.

Я поняла, что настало время уходить, и с трудом сдержалась, чтобы не повторить жест Олтона и не постучать по его кровати. Вместо этого пожелала Маккею скорейшего выздоровления. Я ожидала, что на глаза у него навернутся слезы, потому что сама едва сдерживала рыдания, но Маккей повернул ко мне голову и скривил губы. Это могла быть гримаса отчаяния, но я признала в ней улыбку.

Я надеялась, что все уже разошлись и удастся незаметно проскользнуть по коридору, но они все еще оставались на месте, и мне волей-неволей пришлось задержаться. Они активно обсуждали работу. Я узнала последние новости. Они посмеивались над смелым заявлением смотрителя о Кроули. Мне хорошо известен этот противный смешок, служащий защитной реакцией на дрянные события. Я почувствовала, что постепенно обретаю почву под ногами. По крайней мере они не верили смотрителю. И меня это немного обнадежило. Но никто не заикнулся о том, что один из нас, возможно, сотворил нечто ужасное. Затем Стивенс вспомнил о «треклятой служебной записке». Я не слышала ни о каких записках, поэтому сочла нужным расспросить, и Олтон ввел меня в курс дела.

— Обычно начальник тюрьмы сразу инструктирует офицеров охраны. Ему не нужно, чтобы в прессе появлялась противоречивая информация. Таким образом, когда случается дерьмовая история, мы первым делом звоним нашему любимому репортеру.

— Вот поэтому, — возмутился Ринджер, — я теперь не читаю даже спортивные новости, там всё врут.

Я вопросительно посмотрела на Баумарда, и он сказал:

— Это помогает предотвратить утечку информации. Обычная стратегия, когда имеешь дело с проблемами внутри системы. Даже ЦРУ использует ее.

А потом составляется отчет о случившемся — коротко и по существу. Но никто так и не проронил ни слова о том, был ли случай с Кроули досадным недоразумением или это заранее спланированная акция.

— Кали? — окликнул кто-то меня. Я обернулась и увидела пожилую женщину. Она мне улыбнулась.

Мужчины расступились и пропустили ее. Баумард обратился к ней «милая Рэйчел». Олтон назвал ее миссис Маккей. Она представилась как жена Рея. Я немного удивилась, узнав, что у Рея такая приятная супруга. Ее взгляд, потускневший за сорок лет брака, напоминал стеклянные глаза мертвого оленя. Рэйчел сказала, что много слышала обо мне. Баумард заявил, что теперь его очередь посидеть с Реем. Остальные ребята ушли к раздаточному автомату в комнате отдыха, оставив нас, женщин, одних.

— Вы курите? — начала Рэйчел. — Мне нужно срочно выкурить сигарету. Хотите пройтись со мной?

Я не курила и даже не баловалась сигаретами, когда была подростком, но мне хотелось поскорее уйти из больницы. Мы почти всю дорогу молчали, пока шли по коридору, ехали в лифте и отмечались в окне регистрации. Выйдя на улицу через автоматические двери, Рэйчел встала рядом с группой медработников в зеленых костюмах, затянулась тонкой сигаретой «Вирджиния Слим» и стала постукивать по бордюру носком своей розовой кроссовки.

— Вы нравились Рею, — сказала Рэйчел.

Мы обе вздрогнули, поняв, что она говорит о нем в прошедшем времени.

— Я думаю, все будет хорошо, — сказала я. На самом деле я ничего не знала наверняка. Но очень этого хотела.

— Я надеюсь. — Рэйчел кивнула.

Глядя на нее, на тонкую шею и восковую кожу, я вдруг почувствовала запах дедушкиной гостиной. В моем воображении возникли клубы сигаретного дыма, напольная пепельница между креслом с откидной спинкой и двухместным диваном у телевизора.

— Это место угнетает его, — заявила Рэйчел. — Он надеется, что у него появится еще один шанс. Удивительно, как иногда жизнь… — Она осеклась.

Я ждала.

«Да, жизнь — удивительная штука», — размышляла я.

— Работа в Дитмарше пожирала его, — продолжала Рэйчел. Она покачала головой и посмотрела на парковку. «Скорая помощь» въехала на территорию больницы и развернулась. Двери открылись, из машины выскочили врачи. Они спешили.

— На работе Рей обычно чувствовал себя хорошо, — с надеждой в голосе заметила я.

Зачем я это делала? Неужели не видела, что бессмысленно разубеждать Рэйчел в том, что она знает лучше кого бы то ни было?

У меня сложилось впечатление, что она не поняла.

— Рей никогда не рассказывал в подробностях о том, что видел или чем занимался, — сказала Рэйчел. — Но я всегда замечала, когда дела у него шли неважно. Ты можешь притворяться, будто не замечаешь, как человек, которого любишь, ненавидит свою жизнь. Но я так больше не хочу. Он сыт этим по горло. Но знаете, о вас он всегда отзывается с теплотой, как о своей дочери. Говорит о вас с такой гордостью…

Я ответила не сразу.

— Я даже не знала об этом.

К горлу подкатил ком. Дура. Сентиментальная плакса. Я пожалела, что под рукой нет защитной маски, иначе бы немедленно надела ее.