Четыре стихии. Том 1. Небесные острова

«Пегасы – свободолюбивые создания, предпочитающие летать в воздухе и бороздить по облачной, пушистой глади. Эти летающие кони во многом превосходят обычных земных лошадей своими широкими, длинными и лебедиными крыльями длиной с их туловища, больше полтора метра. Бывало, они прятались от всех тех, кто нанесёт им большой вред. В особенности охотники, желающие их подстрелить даже хорошими в стрельбе арбалетами, в надежде на добычу их мяса и крыльев, из которых они изготавливали крылатые сандалии для полёта. Но, когда даже опытные путешественники и добрые люди попадали в беду, ведущую их на гибель, пегасы благородным своим сердцем спасали их, накидывая этих пилигримов на свою спину, между крыльями. Лишь людей с тёмной и тщеславной душой они скидывали со своих сёдел, и те падали вниз с огромной высоты неизвестно куда…»

Гам, написав этот текст в книге стихий, вмиг увидел, как она после его письма яро засияла. В большей частности, степени засверкали на её лицевой стороне и на толстой корке символы природных элементов. Один из них в виде спирали, знак воздуха брызгал фиолетовым, небесно-голубым светом и сиял намного ярче, чем все остальные.

Удивившись этим, Гам позвал только одну сидевшую одиноко на материи Облачку, ничем не занятую, и попросил её подлететь быстро к нему. Тем временем, сидя также на материи, летописец Родос занимался сочинительством своих новых стихов, одновременно с этим распределяя и введение своего дневника, где он писал о важных и запечатлевших в его голове событиях и о незначительных мелочах. Ему нужно было это делать ещё не только для того, чтобы потом по возвращению домой, когда всё кончится, предъявить доказательства правительству, надеясь на то, что оно не будет подозревать их, в чём-либо плохом и незаконном. Не только для этого. Это следовало исполнять ещё и для того, чтобы в своих воспоминаниях не упустить и не забыть ни одного винтика событий в их истории, в особенности истории своей жизни.

Но вернёмся всё-таки к Гаму. Как только он позвал фею поглядеть на неведомое чудо, происходившее с книгой, Облачка через мгновение парила уже возле него. Посмотрев на книгу и на то, что он написал, та приоткрыла свой ротик и, ахнув, удивилась:

– Боже мой, я даже сама забыла тебе рассказать о них поподробнее. А тут ты даже без моей помощи отлично справился здесь.

Гам повернулся к Облачке и, не знавший о том, что ему это действительно удастся так прекрасно сделать, посмотрел на неё. Её крохотные небесно-голубые, иногда даже сиреневые, глазки оказались больше, чем прежние от её удивления. На этот раз они не были наполнены той грустью и печалью, которая сопровождала ранее её.

Гам хотел было сказать ей, что может быть в его написании были допущены ошибки, но, спохватившись первой, Облачка долго удивлялась:

– Никогда в жизни не слышала и не читала такого ясного и точного рассказа из всех, что удавалось мне в жизни увидеть. Как это так?! Откуда ты всё это знаешь?

– Я читал книги, – признался Гам.

– Вот это да! – восхитилась фея, продолжая разглядывать каждое слово, каждую букву в большой книге природы. Один раз она даже взлетела просто от этого и закрутила своё воздушное сальто.

– Мне каждый мой день рождения мои родители дарили книгу от каждого из них, которую я с удовольствием читал.

– Сколько тебе лет исполнилось в этом году? – ещё раз, выходя из своей темы, спросила Облачка Гама, уже затем закрыв своим волшебством книгу стихий.

– Двенадцать мне, – ответил он, думая, что это только для малейшего любопытства феи узнать о нём побольше, – А что?

– Значит, твоя последняя прочтённая книга – двенадцатая по счёту?

– Нет, вовсе, – заявил Гам, – двадцать четвёртая. Мне для чтения дарят только родители по одной книги, причём от папы и мамы вместе, каждого из них, я же ведь уже сказал.

– Дай угадать, последняя прочитанная книга за лето в этом году была о фантастических существах мира?

– Да, как ты угадала? – удивился он.

– Интуиция ну и немного твоё написание слов, – указала Облачка на его почерк в открытой ей книге стихий, в которой находились лишь некоторые, но смешные ошибки в его правописании. Заглянув туда в книгу природы, они были оба поражены смехом от таких быстро написанных Гамом слов: «Свободовлюбивые», «пушичтой глади», «полтара метра», «наносёт», «сандали», «любови» и другие, которые оставались незамеченными двенадцатилетним мальчиком из-за его невнимательности и скорости его написания, хотя он и знал очень хорошо и крепко правила русского языка. От увиденной орфограммы, они одним разом расхохотались, посмотрев друг на друга в глаза.

Их смех по поводу тех некоторых ошибок, которые всё же были исправлены Гамом, продолжался целую минуту. Обменявшись своими взглядами, черноволосый мальчик, всё-таки сумевший отдаться от этого хохота первым, спросил фею:

– А, серьёзно, что за сияния светились в книге стихий?

– Сейчас объясню, – не переставала отходить от таких ошибок Облачка, – Я долго ещё так не смеялась в жизни. Ха-ха-ха. Никогда даже не видела таких ошибок, ещё смешнее моих.