Светлана наконец встала со скамейки. Прижала к груди сумочку. В ней лежали трудовая книжка и конверт с деньгами. В литературе такие деньги назывались выходным пособием. Папа употреблял короткое, хлёсткое слово “расчёт”. Впрочем, как ни называй, сумма приличная. При экономном расходовании их семье месяца на три должно хватить. А то и на четыре. Недавно мама возвращалась с рынка. На трамвае. И нужно-то было всего одну остановку проехать. За этот короткий промежуток времени у неё спёрли кошелёк. Конечно, как уследишь? Переполненный трамвай, оттянутые тяжёлыми сумками руки. Было в том кошельке… Сколько? Тысяч шесть. На два батона хлеба. Но для мамы с папой и это приличные деньги. Мама рыдала. Сначала на остановке, потом дома. Светлана всегда плохо относилась к ворам. Теперь она их ненавидела. Не за украденные жалкие тысячи. За мамины слёзы. За то, что они вдвоём с отцом весь вечер отпаивали маму валерианкой. Рука дрогнула, крепче прижимая к груди сумочку. Вдруг вырвет какой-нибудь нахал? По утверждениям соседей, везде полный беспредел. Развелось всякой грязи, лезущей в князи. Причём, любым путём и любыми методами, вплоть до утюгов и паяльных ламп. Вон, в соседнем подъезде парень живёт, Кирилл Чарушин, Светланин ровесник и бывший одноклассник. По слухам, он сейчас состоит в бригаде, которая Шереметьево крышует. Крышует! Слово-то какое гадкое. Кирилл женился недавно. По тем же слухам, его приятели на свадьбе долларовые купюры сотенного достоинства к потолку на слюну клеили. Вот так залезут на стол, лизнут языком купюру, подпрыгнут и пришлёпнут её рукой к потолку. У кого качественней получится. Ещё букетиком их сворачивали, как салфетки, кулёчками. И поджигали. У кого дольше гореть будут. Две иномарки разбили. Гонки по пересечённой местности устраивали. Ну, битые машины неподалёку от ресторана Светлана и сама видела. А про купюры сосед с первого этажа, дядя Витя, рассказывал. Он в том ресторане год уже работает. Хвастался, что поутру вся ресторанная обслуга, от посудомоек до швейцара, на столы лезла, на стремянку и осторожненько вместе с побелкой доллары от потолка отскребала. Всем по две-три сотни досталось. Побольше бы таких свадебок. Завистливых соседских разглагольствований Светлана не понимала. Столько людей в стране нищенствуют! Мама вон из-за шести тысяч убивалась, простить себе не могла. А эти гады в малиновых пиджаках жируют. Подумала так, и вздрогнула. Слово “гады” покоробило. Раньше грубые словечки в мысли не проникали. Сейчас сами по себе выскакивают откуда-то. Опускаетесь, мадам. Как бы ниже плинтуса не скатиться. Сначала жаргон начинаешь себе позволять, потом сознание изменяется, потом делишки пакостные в рядок выстаиваются. Светлана даже головой затрясла, отгоняя неприятные мысли. Оглянулась, а она уже возле дома. Не заметила, как дошла. Думать много стала. Не к добру это.