Читаем Четыре Ступени (СИ) полностью

С Олей в эти дни случалась разительная перемена. Она переставала суетиться и, вместе с тем, как-то оживала. Казалась умней, красивей, женственней. В мою жену каждый второй влюблялся наповал. Иногда периоды влюблённости случались и у меня. Тогда я бросал дела, отправлялся на кухню, где валял дурака вместе со всеми. С отъездом Кости за две-три недели старые и новые знакомые постепенно исчезали из нашего дома до следующего его набега. Правда, все они периодически писали и звонили нам, движимые непонятной симпатией к Оле и уж вовсе необъяснимой любовью к Косте. Это меня сильно озадачивало. Понятно, что Костька нравится женщинам. Всегда нравился. Обаятелен, весел, красив - не отнимешь. Но почему взрослые, суровые мужики относились к нему с трепетной нежностью? Подумаешь, достал кому-то редкое лекарство. У нас здесь через неделю о таком “подвиге” забудут. Не все же оставшиеся дни помнить? Ну, ещё кому-то помог. И что? Это и сейчас выше моего понимания. Ведь чепуха получалась. Я помнил Костю трепачом, бездельником, человеком не всегда обязательным, осторожным до трусоватости. Он таким ещё в школе был. И ведь это в нём реально было, было. Чему тут поклоняться? Не прав? Вы думаете, изменился? Я пытался рассуждать, как вы сейчас. И сам себя одёргивал. Нет, невозможно, чтобы всего за несколько лет человек кардинально поменялся. Это не в фильме, не в дешёвом романе. Но постепенно мои чувства стали меняться, как, вероятно, действительно менялся сам Костя. Незаметно, неуловимо для глаза. Или оно всегда было в нём, а только теперь проявлялось? Оля угадала Костю, а я не смог? Среди знакомых возникали и циркулировали легенды. Ну, вот о лекарстве. Ещё о неделе в тайге без пищи, о путешествии по осенней реке верхом на бревне и другие. Прямо барон Мюнхгаузен какой-то, не Вишня. Меня чужие россказни раздражали. Подумаешь, тащил на плечах пять километров метеоролога с раздробленной ногой. Подумаешь, в пургу. Подумаешь, с какой-то пожилой тёткой сутки держал оборону на заимке, отстреливаясь от бежавших из зоны зеков. Любой на его месте поступил бы аналогично. Никакого особого героизма, вынужденные действия. Да и где он столько приключений насобирал? Специально разыскивал, не иначе. На свою задницу. Извините, Светлана Аркадьевна, случайно вырвалось. И вообще, ему просто везло, раз благополучно выпутывался. Ему всегда патологически везло. Но, скорее всего, это был обычный фирменный трёп УВишневецкого, который всегда меня бесил. Бесило и то, что он сам, на вопросы о его приключениях, отделывался новыми фантастическими байками. Шут, паяц. Сильнее всего приводило в бешенство другое. Оля знала все байки о его похождениях. Или почти все. Верила им. Относилась к Вишне с пиететом. Я стал всматриваться в приятеля внимательней. Что увидел? То, чего, признаться, не ожидал. Не ждал, так как не хотел раньше видеть. Да, он, наверное, и впрямь спасался от медведя в реке, цепляясь за бревно. Он, наверное, и впрямь кружил по тайге, выбираясь к людям и неделю питаясь подножным кормом. И был, наверное, лесной пожар, раздробленная нога метеоролога, гиблое болото. За хвастливой мальчишеской улыбкой стояла очень нелёгкая жизнь. У Кости были глаза много повидавшего, ломанного и битого жизнью человека. Теперь его идиотские шуточки воспринимались мной, как попытка защититься от чужого праздного взгляда, от назойливого любопытства и оскорбительного поверхностного участия. Я всё пристальней всматривался в него. И у меня появлялось чувство, что он - настоящий мужик, а я только карикатура на мужской пол. Хотя до сих пор не знаю, не могу сформулировать, в чём это выражалось. Пока Костя гостил у нас, я мучился подобными размышлениями постоянно. Из-за него дважды в год перечитывал Джека Лондона. Для чего, для чего? Силился понять, чего же не хватает мне? Того, чего у Кости в достатке. Оля посмеивалась надо мной втихомолку. Не удивительно. Как только Вишня съезжал от нас, я напрочь забывал о своих терзаниях. Томики Джека Лондона отправлялись на самую дальнюю полку. В 91-м Костя приезжал к нам последний раз. Лучше бы не приезжал. Из-за него жизнь моя, такая устроенная, размеренная, гладкая, дала трещину. А может, трещина уже присутствовала, только я её не замечал, не видел.

Перейти на страницу:

Похожие книги