Четыре сына доктора Марча. Железная роза

Я молча кивнул, загипнотизированный фотографиями, что окружали меня, — точь–в–точь как мышь, попавшая в змеиное кубло. На столе стояла фотография мужчины сурового вида. Седые, коротко стриженные волосы, подчеркивающие квадратность лица, нос с горбинкой, глубоко посаженные орлиные глаза — одним словом, карикатура на прусского аристократа. Глаза, а также линия бровей и скул показались мне поразительно знакомыми. И полный, четко очерченный рот, приоткрывший в иронической полуулыбке зубы. Я знал, кто этот человек. Лукас фон Клаузен. Знал так же бесспорно, как чувствовал биение своего сердца.

Послышались шаги, кто–то шел по коридору с черно–белым каменным полом. Но они долетали до меня смутно, как бы издалека. Я смотрел на телефонный аппарат. Телефон! Это было как озарение. Откуда я мог знать, где находится телефон? Я же здесь никогда не бывал! Охваченный паникой, я повернулся к двери. В нее было вставлено венецианское зеркало, и я увидел свое отражение. Сорокадвухлетний мужчина с короткой прической, в старых черных вельветовых брюках, сером свитере с круглым воротом… Эти глаза, эти брови, эти скулы — я понял, где я их видел. Это же мои!

Я бросился к портрету старого Лукаса. Да, никаких сомнений. Итак, если надпись, которая была на найденном Грегоре, не лжет, Лукас фон Клаузен, эта старая нацистская сволочь, был нашим отцом — отцом, о котором я до сих пор не знал, кто он, откуда. Я разрывался между двумя чувствами — отвращением при мысли о подобном происхождении и возбуждением от открытия. В голове у меня что–то дрожало, словно она хотела дать мне какой–то сигнал, который я, к сожалению, не способен был расшифровать. Все это имело определенный смысл, сейчас я был в этом совершенно уверен. Шаги достигли двери, и в тот момент, когда я осознал, что это вовсе не шаги Марты, и круто повернулся, что–то обрушилось мне на голову.

От удара я рухнул на колени. Меня ударили снова, но я свернулся, сгруппировался, и удар попал по плечу, и из него по всему телу рванула волна боли. Явно дубинка. Я увидел коричневые брюки, широченную, как лопата, лапищу, действительно сжимающую тяжелую дубинку. Я собрался с силами и резко выбросил обе ноги, целясь в пах напавшему. Он не сумел увернуться и упал на стол, сшибив в падении телефонный аппарат. Я, тяжело дыша, поднялся, но он уже снова бросился на меня. На голове у него был темно–синий шерстяной капюшон, и я видел только его глаза — блекло–голубые, в которых горела холодная злоба. Дубинка взметнулась, как разъяренная змея, я отпрыгнул в сторону, но он все–таки приласкал меня по ребрам. Дыхание у меня перехватило, и я прислонился к стене.

А он не промолвил ни слова. Молча наблюдал за мной, готовый к атаке, полный решимости разможжить мне череп. Судя по его росту и сложению, я готов был поклясться, что это Грубер. И никаких звуков снаружи. Где «скорая помощь»? Только я подумал об этом, раздалась сирена. Приехали. А Марта? Куда подевалась Марта? Этот гад бросился на меня, крутя дубинкой. Я кое–как парировал удары левым предплечьем, и, ей–Богу, не понимаю, как у меня остались целы кости. Дубинка, налитая свинцом! Я стремительно выбросил правую руку, схватил его за яйца и со всей силой сжал. Взвыв, он согнулся пополам, а я левой рукой нанес ему резкий удар по рту. У меня было ощущение, что зубы у него хрястнули; на капюшоне появилась кровь. Рот, глаза, яйца — самые уязвимые места у мужчины, неважно, карлик он или великан. Озверев от ярости, он обрушил на меня целый град ударов. Мне оставался единственный выход. Собрав все силы, я перепрыгнул через стол и, вдребезги разбив стеклянную дверь, оказался на куртине гортензий, весь в мелких порезах от осколков. Человек в капюшоне тоже выскочил из кабинета.

Я поднялся на ноги и бросился бежать, весь нашпигованный с головы до ног мелкими крупицами стекла.

Я ворвался в кипарисовую аллею, вихрем промчался мимо пруда, вдоль берегов которого росли кувшинки; дыхание у меня прерывалось, в горле, казалось, застрял горячий уголь.

А тот в капюшоне гнался за мной, и я прямо чувствовал, как он исходит слюной при мысли, что еще немного и превратит меня в кровавое месиво. В руке у него появился какой–то черный предмет. На секунду он остановился, чтобы что–то надеть на этот предмет, и я вмиг сообразил: глушитель на кольт «питон». Да, игра в бирюльки кончилась. При виде «скорой помощи» с распахнутыми дверцами, похоже, он немножко растерялся. Я же воспользовался этим, чтобы сделать хороший спринтерский рывок к воротам. Старик все так же лежал на земле. Но Марты не было видно. И врача тоже.

Я несся как сумасшедший, зигзагами, хватая ртом воздух. Я должен добежать до ворот! И я уже почти добежал, когда удар в плечо швырнул меня наземь. Ах гад! Подстрелил–таки! Вторая пуля впилась в дорожку у самой моей головы, разбросав гравий. Я чувствовал, как по руке у меня течет кровь. Но все–таки я встал, хоть ноги у меня дрожали. Два санитара с белыми масками на лицах устремились ко мне. Колени у меня вдруг подогнулись, и я упал им на руки.

— Он… вооружен… Осторожней…