Четыре сына доктора Марча. Железная роза

— Совершенно верно. Но, как вы знаете, этот язык не тайна для меня. Отец с детства научил меня ему. Тем не менее, чтобы не выделяться, Грегор чаще всего пользовался французским, на котором говорил вполне бегло, как, впрочем, и на русском, и на английском, поскольку принадлежал к специальному подразделению в управлении военных архивов. Но дело не в этом. После множества перипетий Грегору удалось напасть на след своего дорогого, давным–давно пропавшего Жоржа.

— Как!

Грегор нашел меня? Но почему он со мной не встретился?

— Не знаю как. Просто Грегор много рассказывал мне о Жорже и сообщил, что никому неизвестно, что у него есть брат–близнец. Даже старик фон Клаузен не знал об этом. О печальной судьбе Грегора этому престарелому садисту сообщила его давняя подруга Грета Маркус, но того ничуть не интересовало, как растет его сын–полуеврей.

При одном упоминании об этом жестоком старике, моем отце, я почувствовал, как меня заполнила ненависть. И еще мне стало стыдно. Стыдно, оттого что я его сын. Не приведи Господь, если я хоть в чем–то окажусь похожим на него. Ланцманн усмехнулся:

— Вы разгневаны. Может, вы предпочитаете прервать на этом воспоминания о тех горестных событиях?

— Продолжайте!

Голос у меня был резкий, жесткий. Похоже, Ланцманн был рад продолжить рассказ. Он пустился в долгое повествование, и, по мере того как он говорил, все фрагменты головоломки становились на свои места.

Добравшись до Швейцарии, Грегор фон Клаузен пришел к Ланцманну и рассказал все, что удалось ему обнаружить насчет «Железной Розы». Учуяв прибыльное дело, Ланцманн попросил представить доказательства существования списка. Грегор дал их. И тогда Ланцманн пообещал, что подключит к расследованию людей из бригад Эрреры, а самому Грегору посоветовал отсидеться в спокойном месте. Ну а шантажировать Зильбермана, который по предъявлении ему фрагмента фотокопии списка стал исключительно покладист, оказалось проще простого.

Однако Грегор начал становиться обременительным. И какова же была радость Ланцманна, когда он узнал в клинике, куда привезли меня, что я зовусь Жорж Лион, что я пострадал в автомобильной катастрофе двадцать пятого мая и что из моей сгоревшей машины извлекли неопознанный труп. Грегор ведь сообщил Ланцманну, что напал на мой след и в тот день собирался встретиться со мной. И вот двойная удача — Грегор исчез, а я ничего не помню!

Зильберман же считал, что я и есть Грегор, скрывающийся под другой фамилией, и потому подослал ко мне Марту, чтобы выведать, где находится список. Естественно, Марта ничего не узнала, но зато добралась до Ланцманна, который очень щедро заплатил ей за молчание.

Правда, существовало одно «но»: Грегор предупредил свой банк и нотариуса, что, если он перестанет ежегодно присылать свою фотографию, на которой он читает газету за текущий год, им следует изъять из его сейфа запечатанный конверт и опубликовать содержимое; ни при каких иных обстоятельствах сейф не может быть открыт, разве что Грегор самолично пожелает это сделать. К несчастью, Грегор рассказал об этих своих распоряжениях Ланцманну, и тот после гибели моего брата тайно фотографировал меня у себя в приемной; хоть раз–то в году может случиться такое, что я просматриваю газеты.

Короче, план Ланцманна отлично удался.

И потому тихой швейцарской ночью я, истекая кровью, стоял на коленях на ковре в окружении покойника, моей жены и моего психоаналитика.

Ланцманн умолк и выпил бокал шампанского. Казалось, он наслаждался впечатлением, которое произвел его ядовитый рассказ, и внимательно наблюдал за мной. Я ощущал непонятное возбуждение, точно после напряженного поединка. Ох, что–то тут не сходятся концы с концами. Где–то Ланцманн врет, но мне не удавалось понять где. Если бы я мог отдохнуть и заняться раной… Я потерял много крови и чувствовал, что здорово ослаб. Ну почему, почему Ланцманн хотел убить меня у себя в кабинете? Ведь живой я ему куда полезней, чем мертвый. Может, он испугался? Испугался, что я… что я…

— Жорж, смотрите на меня…

Я машинально повернулся к нему, и его чудовищно расширившиеся глаза властно впились в меня.

— Нет! — крикнул я, закрыв лицо действующей рукою.

— Это приказ, Жорж!

Я чувствовал, что неодолимая сила притягивает меня к нему. Марта! Где Марта? Марта с озабоченным видом смотрела на меня. С трудом, преодолевая сопротивление в себе, я дернулся к ней:

— Марта!

Голос Ланцманна ввинчивался мне в голову, как сверло коловорота:

— Не двигайтесь! Жорж, вы решительно невыносимы, и я думаю, что мне придется расстаться с вами. Я скопил достаточно денег, чтобы уйти на отдых, вполне заслуженный отдых после тридцати лет, проведенных за выслушиванием иеремиад невротиков наподобие вас.

Пистолетом он указал на неподвижное тело Зильбермана.

— Полиция и друзья Зильбермана решат, что вы застрелили друг друга. Надеюсь, вам будут устроены роскошные похороны. Но я, к сожалению, не смогу на них присутствовать, мы с Мартой отправляемся на Галапагосские острова, собираемся там немножко отдохнуть.