Четыре танкиста и собака

Письмо шло долго. Оно было треугольное, сложенное из тетрадного листка наподобие того, как мальчишки складывают бумажного голубя. Голубь, выпущенный из руки, не долетит дальше, чем до противоположной стороны улицы, а с письмом было по-другому: получив марку и штемпель на почте, оно совершило путешествие в несколько тысяч километров, дойдя до самой Москвы.

Здесь, однако, случилась задержка. Письмо отложили, потому что помимо имени и фамилии на нем было только два слова, написанных крупными печатными буквами: «Польская армия». Потом на московском почтамте кто-то порылся в толстых секретных тетрадях и дописал на треугольнике в самом низу пятизначное число — номер полевой почты штаба.

Письмо продолжило путешествие до Селецких военных лагерей на Оке, но пришло в тот момент, когда солдаты уже оставили землянки и совершали марш к станции с винтовками, орудиями, танками и автомашинами. Письмо все же взяли, и вскоре оно очутилось в почтовом вагоне, в котором было много других почтовых отправлений, и допутешествовало до занесенной снегом деревушки под Смоленском. Здесь молодой солдат, прочитав на конверте фамилию, обратился к коллеге:

— Кто знает, где такой служит? Гражданин сержант[10], может, отослать обратно?

Сержант, уже немолодой седоволосый мужчина, впервые надевший солдатскую форму со скрещенными рожками на воротнике, через руки которого прошло не одно письмо, ничуть не был обескуражен.

— Отослать? Письма так сразу не отсылают, а тем более так далеко, к самому Тихому океану. Написать «адресат не найден» легко, а принять на свою совесть мысли и заботы, доверенные почте, трудно. Нужно искать.

Вечером при свете бензиновой коптилки старый письмоносец написал несколько листков с запросом в 1-ю пехотную дивизию, во 2-ю пехотную дивизию, в 1-ю артиллерийскую бригаду, в 1-й отдельный минометный полк, в 4-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, в 5-й тяжелый артиллерийский полк и во многие другие части. Само собой, он писал не названия частей, ведь этого во время войны делать нельзя, а одни только номера полевой почты. И в каждом листке он спрашивал об одном: «Служит ли у вас?..»

Треугольник лег на полку дожидаться своего часа. Когда же пришел самый важный, подтверждающий ответ, вся почта была уже упакована, мешки погружены на машины: 1-я польская армия отправлялась на Украину, где фронт ближе всего подходил к польским границам.

Поэтому-то письмо дошло до места назначения только весной, когда уже деревья и поля оделись в зеленый наряд. Треугольный конверт с многочисленными штемпелями выглядел как мундир ветерана, украшенный орденами за десятки сражений. Письмоносец танковой бригады с удавлением повертел письмо в руках и собрался было отнести его обратно, но тут подвернулся удобный случай.

— Гражданин плютоновый, погодите минуточку, тут вам письмо.

— Мне? Маленькое письмо — большая радость, — удовлетворенно заключил Саакашвили, перекладывая в левую руку топливный насос, который он получил на складе роты технического обеспечения.

— Да не вам письмо — капралу[11] Косу. Но это ведь ваш экипаж, так что все равно. Вас ведь так и называют — четыре танкиста и собака.

— Благодарю от имени героического экипажа. — Григорий наклонился, взял письмо, положил его в нагрудный карман, чтобы не измялось, и пошел к своему танку.

В это время поручник Семенов и капрал Елень лежали под деревом, растянувшись на траве, и вели разговор.

— Дзенкуе, пани, бардзо дзенкуе.

— Дзенкую, пани, бардзо дзенкую, — старательно повторял Василий.

— Не «дзенкую», а «дзенкуе».

Рядом с ними лежал Шарик, держал в вытянутых лапах шишку и грыз ее. Кто не знал его, подумал бы, что это взрослая собака: такой он был сильный и большой. Но экипаж-то знал, что он еще щенок и любит поиграть.

Увидев приближающегося механика, Елень сел и закричал:

— Я думал, ты совсем пропал. Принес?

— Принес, только не новый. Новых насосов нет. Но этот не самый плохой. Поставлю, и машина будет на ходу. — Он посмотрел за танк, стоявший рядом с глубоким окопом, и, не увидев Коса, закричал на весь лес: — Янек!

— Тихо, не кричи. Собака здесь, а хозяина нет. Занят. — И поручник показал рукой назад.

У опушки леса виднелось распаханное поле, а дальше — перелесок на взгорке, над которым торчала антенна штабной радиостанции бригады. У перелеска на фоне голубого неба выделялись два силуэта — парня и девушки.

— Раз так, тогда все ясно, — кивнул Саакашвили. — Я предпочитаю смотреть за танком. Позаботишься о нем — он никогда не подведет тебя. Как это у вас по-польски говорится: «Машина — то не дивчина».

— Верно, так говорится, — важно, с профессорским видом, подтвердил Елень и предложил: — Тебе помочь надо, Гжесь, так я помогу. Пусть себе хлопец спокойно поговорит, а мы без него как-нибудь управимся.