Четыре танкиста и собака

У немца не было времени, чтобы поднять винтовку для выстрела, но, зная военное ремесло, он присел, напряг мускулы и нанес удар с выпадом. Черешняк едва успел остановиться и отскочить. Острие штыка прошло в сантиметре от его живота.

Долю секунды они смотрели друг на друга. Томаш не хотел стрелять, а с автоматом в руках не много сделаешь. Он прибег к простой уловке: взглянув за спину часового, кивнул головой и сделал движение, будто показывая другому, чтобы тот атаковал с тыла.

Немец, сделав четверть оборота, прикрыл свою спину стальной дверью, глянул назад, и в этот момент Черешняк, отбив в сторону ствол его винтовки, бросился на немца. Схватив обеими руками свой автомат, он ударил немца. Часовой упал навзничь, головой в тень.

Томаш осмотрелся, прислушался — тишина. Подошел к решетке и, укрывшись за стальной створкой двери, спросил:

— Есть здесь кто?

Тишина.

Томаш оглядел огромный висячий замок и почесал в затылке — ни открыть, ни сбить. Потом пощупал, как закреплены скобы. Пальцами ощупал форму одной гайки, другой. Вторая была с коронкой и шпилькой, но это его не смутило. С помощью ножа он отогнул и вытащил шпильку, а потом подогнал свои французский ключ к гайке, захватил ее и начал терпеливо откручивать, все время улыбаясь про себя и посматривая в обе стороны.

Кажется, если он сумеет быстро отвинтить, можно будет сделать подарок экипажу. Сержант Кос, может быть, и не очень обрадуется, а вот Густлик — наверняка.

Когда Томаш, заткнув за голенища две запасные обоймы для автомата, направился в сторону развилки, Кос взглянул на часы капитана и предложил:

— Садитесь. Посоветуемся.

Кос устроился на шпалах напротив Павлова. Григорий и Густлик примостились на ящике от тротила. Шарик присел около командира, тявкнул.

— Ну, естественно, ты тоже, — согласился сержант.

Пес придвинул морду к его уху и тихонько ворчал и урчал, будто объясняя ему сложную и важную вещь.

— Подожди, ну подожди же, олух. Сейчас все выяснится.

Янек потряс головой, почесал в ухе, потому что ему стало щекотно от этих собачьих шептаний, и обратился к саперу:

— Какое расстояние отсюда до того места, где надо заложить взрывчатку? Хотя бы приблизительно…

— Точно — триста сорок метров. Можно определить по указателям, предназначенным для подъезжающих к станции машинистов.

— Раздобыть бы немецкий мундир, взять на плечи мешок… — предложил Густлик.

— А как вернуться?

— Если вообще дойдешь… — сказал Кос.

После минутного молчания слово взял капитан:

— Надо все же решиться на риск. Каждый, кто закрывает собой амбразуру блиндажа или идет со своим самолетом на таран, знает, что не вернется, а здесь есть какой-то шанс, хотя и очень небольшой.

— Я пойду, черт возьми! Я больше всех вас унесу.

— Не пойдешь, — отрезал Павлов.

— А что, кто мне запретит? — горячо возразил Елень, вставая.

— Я здесь командир, я и пойду. Саперская работа.

— Нет, — так же энергично, как перед этим капитан, вмешался Кос.

Он посмотрел на Шарика, погладил его по голове. Пес слегка заворчал и начал грести землю передней лапой.

Шарик, конечно, не понимал, о чем говорили во время совещания. Природа не одарила его способностью понимать речь, зато наградила нюхом, позволяющим различать самые тонкие оттенки запаха, и слухом, замечающим безошибочно эмоциональную окраску каждого слова. Он уже давно догадался, что здесь, в этой большой норе, нарастает беспокойство среди самых близких ему людей. Он очень хотел им помочь и с возрастающим нетерпением ждал, когда же Янек переведет его боевое задание на язык понятных ему команд.

Давно, очень давно произошло что-то подобное: была ночь, еле уловимый запах трубочного табака на дне шлемофона — и Янек просил его найти владельца этого запаха. Был долгий путь бегом через темноту, борьба, боль разодранной кожи, а потом огромная радость, которая наполнила его всего, от кончика носа до самого последнего волоска на конце хвоста… Шарик припомнил все это как в тумане, потому что девять месяцев в жизни собаки — это примерно пять лет в переводе на человеческую жизнь.

На этот раз задание, оказывается, проще. Речь идет о том, чтобы по команде протащить довольно тяжелый груз и по команде же его бросить, а потом быстро вернуться к Янеку, чтобы тот похвалил. Так думает Шарик, не торопясь двигаясь вперед, а в зубах, словно мундштук, держит лямки. С силой упираясь лапами в бетон, тащит он брезентовый мешок сапера. К ошейнику у него привязана бечевка. Одновременно с рывком бечевки раздается команда:

— Стой!

Шарик прекрасно понимает это слово, поэтому останавливается, ждет.

— Положи! — Одновременно с приказом дрожит трижды дернутая бечевка.

Овчарка выпускает лямки, поворачивается и бежит к Янеку.

— Вот, вот твоя награда. — Кос протягивает ему на ладони кусок консервированного мяса, гладит и треплет за ушами. — Еще раз, но теперь будь умницей. Будешь?