Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики

– Какому еще богу?! – оскорбился солдатик. – Минное поле дальше! Немцы все подступы к городу заминировали! Сейчас, погодите, танки-тральщики пройдут сперва!

– Поняли, ждем.

– Тральщики? – удивился Федотов. – Как это?

– А сейчас увидишь…

И вот они показались, надежда саперов, подойдя от прибрежных высот – обычные «Т-43», только с подвешенными тралами, придуманными военинженером Мугалевым.

«Сороктройки» шли на обычной скорости, а под секциями тралов с глухими раскатами рвались мины.

Немецких пушкарей и пехоту охватил ужас – танки русских должны были давно уже подорваться на минном поле первой полосы! Так было всегда – танки наезжали на мину, та взрывалась, и артиллерия открывала огонь по застывшей машине. А эти перли и перли сквозь огонь! Только впереди гусениц вращались то ли колеса, то ли диски.

Достигнув минного поля второй полосы, тральщики не остановились, а за ними в безопасные проходы устремились линейные танки и пехота. Донеслось могучее «Ур-ра-а!».

– Иваныч! Вперед!

– Есть, командир!

Штрафники догнали и перегнали танкистов из 3-й гвардейской, первыми выйдя на подступы к Святошино.

Зашуганные немцы не показывались из окопов, но и Геша не спешил вести взвод без прикрытия пехоты.

– Эгей, братки! – раздался голос. – Покажитесь!

Репнин показался и увидел рядом с танком пару полугусеничных бронетранспортеров – довольно удачный плод скрещивания легкого танка «Т-70» с пятитонкой «ЗИС-15». С виду БТР походил на немецкий «Ганомаг», только капот был куда короче, а все бронирование кузова сделано под разными углами.

Оба «Б-4» были переполнены – пехота ехала стоя. Чубатый лейтенант, выглядывая из кабины, махнул рукой Геше.

– Привет танкистам! Возьмите десант на броню, а то народу перебор!

– А у нас – недобор! – крикнул Репнин. – Залазь, братва!

Братва умудрилась перескочить с бэтээра на танки, благо было за что хвататься, и Геше стало поспокойней – будет кому успокоить немчуру в окопах.

* * *

Потихоньку вечерело, но Рыбалко не собирался сбавлять набранный темп. Прибежав к своим около восьми вечера, Репнин сказал, отпыхиваясь:

– В психическую атаку пойдем!

И вот ровно в восемь вечера танки покатили на врага – с включенными фарами, с воющими сиренами, паля из пушек и пулеметов.

Раньше такое Репнин только в кино видел, в эпопее «Освобождение», а тут самому пришлось поучаствовать. Ощущения были бесподобные – сотни танков шли в одном строю, их было видно и слышно, и от этого, казалось, кровь закипала.

Борзых орал «Ура-а!», Федотов пел, Иваныч мычал, попадая в нехитрую мелодию.

Немцы дрогнули, а танкисты с пехотой одолели железнодорожную ветку Киев – Коростень и смогли перерезать шоссе Киев – Житомир, по которому проходил последний рубеж немецкой обороны. Это было важно – ОШТБ и части 56-й гвардейской танковой бригады не только блокировали главную магистраль, связывавшую немцев с тылами, но и перекрыли противнику путь отступления на запад.

Начинало темнеть, но закат все еще золотил купола киевских церквей, они были совсем близко.

– Иваныч!

– Держу скорость, командир!

– Ваня, давай сразу бронебойный.

– Есть бронебойный! Готово!

– Федот, посматривай.

– Ага… К-хм… Есть!

Танк, клокоча мотором, покатил к Киеву – глушители и обрезиненные гусеницы придавали движению машины скрытность. Танковый взвод «Т-43» издавал меньше шума, чем одна «тридцатьчетверка».

Вскоре, обогнав грузовики с пехотой, Репнин вырвался на улицу Борщаговскую. Город горел, особо пылало в центре. Гитлеровцы не драпали, но отходили без остановки, ведя беспорядочный огонь из-за домов, из дворов.

Геша прижимался то к левой стороне улицы, то к правой, пропуская бэтээры – пехота гвоздила упорствующих фрицев из пулеметов и автоматов.

Впереди показался Т-образный перекресток, и головной танк, идущий с разведчиками метрах в двухстах впереди штрафников, выехал с Борщаговской на Индустриальную, и тут же его объяло всплеском пламени. Танк свернул влево и врезался в угловой дом, сбрасывая разведку с брони.

– Иваныч, газу!

– Понял!

«Т-43» на скорости обогнул подбитый танк и развернулся – по улице удирала немецкая самоходка. Далеко не ушла. 107-миллиметровый снаряд догнал.

– Товарищ командир! – подал голос Борзых, снова заряжающий и – по совместительству – радист. – Комбат передал приказ свыше – идти к центру города с зажженными фарами, включив сирену, с максимальным огнем!

– А мы как идем? Заряжай фугасным!

– Есть… – закряхтел Иван.

Снаряд весил больше пуда…

Боеприпас тут же пригодился – фашисты устроили подобие дзота в полуразрушенном флигеле.

– Огонь!

Точным попаданием от флигеля один фундамент остался. А тут «троечка» подвернулась – залепили «троечке» фугасным в бочину. Прободало, как полагается, и вывернуло танк наизнанку…

* * *

…Уже в темноте взвод Репнина вырвался на Крещатик и остановился на площади Калинина. Была ночь, но оранжевое зарево пожаров рассеивало мрак. В мрачном инфернальном свете чернело проемами здание бывшей Думы.

Репнин вылез из люка и криво усмехнулся. На его памяти тут все выглядело по-другому, а площадь назвали Майданом незалежности.