Взрыв оторвал «Кондору» правое крыло, и это словно сигналом послужило – из ангаров набежало эсэсовцев, стрелявших на ходу. Пулеметчики долбили, укрывшись за мешками с песком или из амбразур бетонных дотов.
«Зверобой» расколупал один такой, а пара «ИСов» взялась за ангары – от самолетов только клочки полетели. Пара снарядов от группы Лехмана перемешала песок, мешки и пулеметчиков.
«ИСы» и «Т-43» пошли давить самолеты, стоявшие на поле – их тут были десятки. Истребители гитлеровского эскорта и обычные бомберы. Советские танки давили и крушили всех одинаково.
Неожиданно настала тишина, этакое секундное перемирие, и как раз в этот момент откуда-то вынырнул приземистый черный «Майбах».
Сердце Репнина заколотилось – эта марка была у Гитлера в почете, фюрер любил «Майбахи» за плавность хода.
– Не стрелять! Живьем брать!
Но «ИС» Полянского выстрелил чуть раньше отданной команды. Снаряд влепился в колонну, державшую одну из воротин, и та стала медленно опадать, всей своей массой придавив «Майбах» – капот и переднее сиденье.
Следом за легковым выехал автомобиль грузовой, полный эсэсовцев. Сохранять жизнь этим выродкам в планах у Геши не было. Пары осколочных отряду СС хватило вполне.
Из подъехавшего бэтээра выскочили автоматчики и бросились к лимузину. На счет «два» они вынули из салона трепыхавшегося немца в штатском.
Геннадий не выдержал и вылез из танка. Увы, его ждало разочарование – мотострелки вытащили не Гитлера.
Мелкий, усатый, трясущийся немец в очках являлся рейхсфюрером СС.
– Герр Гиммлер! – неласково усмехнулся Репнин. – Какая встреча!
Гиммлер затравленно смотрел на русского танкиста, на этого «черного дьявола».
– Так этот хер и есть тот самый Гиммлер? – удивился старшина Родин. – Это надо же, а? У нас в колхозе счетовод есть, теперь буду знать, на кого Петро Тарасович похож! Куда его, тащ полковник?
– Куда? – медленно повторил Репнин. – Расстрелять его нельзя…
– Это почему? – нахмурился старшина.
– Расстрел – это привилегия офицеров, а Гиммлер всего лишь живодер. Повесить его.
– Вот это по-нашему! – одобрил Родин. – Вась, тащи веревку!
Когда Гиммлер понял, что ему светит, он заверещал и забился в крепких руках пехотинцев, но те были неумолимы. Пуча глаза так, словно его шею уже сжимала петля, рейхсфюрер грозился, плевался, умолял, плакал, выл – бесполезно. Вздернули.
– Лехман! Оставляешь тут пару танков, с ними – два БТР. Пусть подежурят, а то мало ли… По машинам!
Леня Лехман, радуясь, что командир не оставил на аэродроме весь батальон, первым залез в люк своей «сороктройки».
До центральных районов Берлина оставалось совсем немного. Одолев довольно широкий проезд, танковая группа вышла к широкому каналу, мост через который был разрушен и горел. Саперы заготовили бревна, но сильный пулеметный огонь из близлежащих домов не позволял заняться ремонтными работами.
– Борзых! Скажи всем, пусть прикроют саперов!
– Есть!
Танковые орудия и пулеметы проредили немецкие ряды, обстрел попритих, и пехота рванулась на мост, к взорванному пролету, прямо по горящему настилу, то исчезая в клубах дыма, то появляясь снова. Помкомвзвода быстро принимал длинные толстые доски и укладывал из них первые мостки между исковерканными взрывом балками.
Бойцы перебежали по ним дальше, вскарабкались по обрушившейся ферме вверх и помогли уложить вторые мостки.
Танки, самоходки, артбатареи растянулись в две колонны более чем на километр, стояли, ожидая переправы.
– Борзых, передай нашим, чтобы очередь не занимали! За мной!
Группа вернулась назад и прошла другим путем – в район Курдюрштрассе.
Серые дома, похожие на каменные коробки, смотрели на русских солдат битыми стеклами окон, из которых вывешивались белые флаги. На стенах домов еще сохранились фашистские лозунги. У разрушенных зданий, среди груд кирпича и камней застряли разбитые немецкие танки, орудия и грузовики, рядом – трупы фрицев. Покосившиеся столбы мотали обрывками проводов.
Угрюмые цивильные немцы тащились прочь со своими велосипедами, чемоданами, детскими колясками. Они сжимались, скукоживались, стараясь выглядеть Очень Маленькими Существами. Красноармейцы их будто не замечали, а если вдруг останавливали, берлинцы тут же выдавали: «Тельман – гут, Гитлер – капут!», как будто это какой-то утвержденный пароль.
Наши батареи прямо с улиц били по центру города. Гудели машины и «Катюши», с которых были сброшены брезентовые чехлы, грохотали танки, среди тяжелой бронетехники ловко сновали «Виллисы», над крышами с ревом проносились самолеты.
Казалось совершенно невозможным, что при таком скоплении техники город до сих пор держится. Но немцы сопротивлялись, сопротивлялись отчаянно.
Пехоте приходилось брать штурмом каждый дом, а немцы, его оборонявшие, стреляли по штурмующим через бойницы, пробитые в перегородках, и швыряли гранаты сквозь специально проделанные отверстия в перекрытиях.
Орали: «Рус, сдавайся, капут!» И слышали в ответ: «Вам капут, с-суки! Берлин капут!»