Четыре цвета памяти

— Вечного шаха нет. Я проверил.

— Зачем тебе вечный? Начни с коня, g4. Так?

— Допустим.

— Дальше серия шахов: пешкой h, пешкой g, слоном d, ладьей h, и король черных в панике отступает на последнюю для него линию.

Котов поморщился: сколько раз он прикидывал этот бессмысленный вариант на доске.

— А потом? — устало проговорил он. — Потом король белых добровольно ложится на доску. Чистое туше, как говорят на ковре.

Человек в зеркале встал. Это был тот же Котов, только вывернутый справа налево и почему-то сугубо серьезный, как на торжественных заседаниях.

— Что вы нашли возле тела? — вдруг спросил он.

— Опрокинутую коробку с шахматами.

— И все? — усмехнулось отражение.

— Пожалуй, нет, — вдруг вспомнил Котов. — Ладья и три пешки лежали по другую сторону тела. Левый фланг! — закричал он. — Все ясно. Падая, он сбросил их с доски.

Последние слова он произнес как стихи. Все в нем пело.

— Ну вот и вспомнил, — спокойно констатировал зазеркальный его собеседник. — И сообразил. Конечно, ладья а и три пешки abc стояли на своих местах. Он не играл с племянником. Он в одиночестве разбирал классическую партию Ласкер — Томас.

Котов раскрывал и закрывал рот, как рыба на берегу, силясь что-то вымолвить, и не мог.

— Что с тобой? — услышал он.

Но ответить не успел. Ему показалось, что отражение в зеркале вдруг приобрело черты Родионова.

ЗЕЛЕНЫЙ

С того момента, как Котов спустился в сад, и до того, когда его отсутствие заметили на веранде, прошло не более пяти минут. Родионов первый увидел его у светящегося купола и сначала даже подумал, что он вопреки законам равновесия не стоит, а висит над ямой с метеоритом. Он подхватил его под руки и тут только заметил, что Котов как бы очнулся, а до того стоял не шелохнувшись и с закрытыми глазами.

— Столбняк или обморок? — пошутил он, когда они вдвоем со Славкой привели Котова на веранду.

— Ни то, ни другое, — сказал Котов. — Сон. Очень странный и очень результативный сон. Но почему наяву? И почему именно во сне я вспомнил забытое? — он обращался к Микульскому.

Тот ответил не сразу. Видимо, ответ был неясен ему самому.

— Трудно сказать. Может быть, ото результат излучения видимого или невидимого. Мгновенное напряжение памяти, как в опытах с электротоком. То, что хранилось в кладовой подсознательного, переключалось а область сознания. Нечто вроде химической реакции, в которой роль катализатора сыграло неведомое нам излучение. Впрочем, все это только догадки.

— А цвет? — спросил Котов.

— Какой цвет? — не понял Микульский.

— Был белый, стал желтый.

— А теперь зеленый, — сказал Славка.

Желтая хрустальная чаша над кратером действительно зеленела. Золотистый газ, клубившийся внутри нее, стекал все ниже и ниже, уступая место то мигающим, то сливающимся зеленым огням светофоров. Этот зеленый костер разрастался все шире и шире, заполняя всю трехметровую полусферу над кратером.

Неожиданно Славка молча одним прыжком перемахнул перила веранды.

Родионов обеспокоенно взглянул на Микульского.

— А это не опасно, Феликс Юрьевич?

Микульский молча пожал плечами: смешно, мол, его об этом спрашивать, когда явление непонятно даже специалистам.

А Слава уже застыл в котовской позе над кратером.

Он не потерял сознание, как и Котов. Сначала даже не заметил никаких существенных перемен ни в своих ощущениях, ни в окружающей его обстановке. Даже горячий ветер, пахнувший ему в лицо, показался жаром из кратера.

Но, вглядевшись, он не увидел ни развороченной ямы с метеоритом, ни бушевавшего над ней зеленого костра. Сбоку тянулась аккуратная глубокая канава-раскоп, уходившая сквозь слой песка в твердый глинистый грунт. Осыпающийся песок струйками стекал по стенкам раскопа на дно. Впереди подымались остатки разрушенной ветрами и временем крепостной стены, косо обрывавшейся у раскопа.

«Сплю, — весело подумал Славка, — что-то будет?!»

Он сразу вспомнил, где он и что именно его окружает. Сон воспроизводил прошлогоднюю летнюю практику в песках Каракумов. Но почему он один? Где же археологи? Очевидно, ушли к становищу, забрав свой нехитрый инструмент, рабочий день экспедиции, должно быть, уже закончен. Славка еще раз оглядел осточертевшие ему развалины древнего парфянского города, поправил на голове тюбетейку и подкинул ракеткой теннисный мяч.

Так вот почему он остался. Славка был теннисистом, и не каким-нибудь приготовишкой-любителем, а славой института — без пяти минут мастером спорта. Ракетку для тренировки и теннисные мячи он взял с собой в экспедицию, хотя и знал, что партнеров у него там не будет. Но тренироваться можно и без партнеров: была бы стенка. И стенка нашлась кусок каменной крепостной бойницы, куда он с терпением Сизифа приходил на закате после рабочего дня.

Он подбросил в воздух мяч и послал его в стенку, отбил, достал ракеткой и снова отбил, каждый раз увеличивая силу удара. Последний удар был особенно силен — он даже чуть-чуть своротил наверху древнюю парфянскую кладку. Трещина меж камнями расширилась, обнаружив уже не желтый, а бурый темный провал, в котором что-то зашевелилось.