Маг
Он зажигает свечу, так как успело уже стемнеть. Идёт к своим книгам, развёртывает свиток.
«Если ты хочешь лишить жизни человека, напиши кровью его имя на пергаменте и это заклинание… напиши, в какой день это должно случиться, и сожги пергамент. Обкури его… и тотчас же вступит он в ссору и явится тебе в этой ссоре. Направь нож его врага, и он умрёт…» — Это не трудно. Но трудно будет заставить её не направить ножа. Помоги мне, святой Павел! И твоя ненависть превратилась у Дамаска в любовь. Помоги мне снова дать её сердцу любовь… А если и направит она нож, так я, — хотя и запрещено мне, — верну его от смерти к жизни, его, кого она всё же любит, хотя и не знает сама; я сделаю так… ради её любви к нему… ради моей любви к ней… и Ты, Господи, Господи, будь со мной.
Он преклоняет колени и молится. Потом идёт к дверям и зовёт: Мария! — Женщина поспешно появляется.
Женщина. Ты сделаешь.
Маг. Да.
Женщина
Маг. Берегись, не раскайся в этом.
Женщина
Маг. Да. Но заметь мои слова: за это деяние я обрекаю себя на вечное проклятие.
Женщина. Зато я подарю тебе блаженство на земле.
Маг. Не мало ли это?
Женщина. Не знаю, много ли, мало ли… я знаю одно, что в сердце моём нет иного желания, как видеть ландскнехта мёртвым.
Маг. Хорошо. Я исполню твоё желание. Там (он указывает на завесу) явится он в ссоре с другим. Если ты направишь нож другого, он умрёт. Подожди здесь.
Женщина. Да.
Маг скрывается за завесой.
Женщина
Голос Мага
Женщина. Ганс-фон-дер-Хейде. Проклятое имя.
Голос Мага. Когда-то друг мне. Мария, ты правда хочешь?.. Женщина. Нет мне иного блаженства!
Голос Мага. Да будет.
Он выносит вперёд большую курильницу и зажигает по сторонам комнаты по смоляному факелу. Тушит свечу.
Маг. Если направишь ты на него кинжал врага, он умрёт, но не произноси больше ни слова.
Становится у курильницы, откуда подымается дым. Бормочет заклятья. Медленно разделяется тяжёлая завеса в глубине комнаты — и в густом синем дыму появляется за ним комната. Дым понемногу рассеивается: комната гостиницы, где сидят двое людей: Ландскнехт и Французский наёмник. Мария, поражённая, шаг за шагом отступает к рампе.
Ландскнехт. Жизнь твоя, братец, дырявый мешок; мешок ты, а дыра твоя глотка.
Француз. Вы знаете, господин ландскнехт, что ещё год тому назад я был другим.
Ландскнехт. Чего ж ты прилип к юбке? Цепляться за юбки, правда, следует, но не за одну, а за много: оборвётся одна, другая будет прочнее.
Француз. Вы, господин ландскнехт, правы, но скажите мне — не возьмёте ли вы меня в свой отряд?
Ландскнехт. Нам таких, как ты, не надо.
Француз. Господин ландскнехт, чем же я хуже других?
Ландскнехт. Счастье потерял — жизнь потерял; жизнь пропил — счастье пропил.
Француз. А кто виноват?
Ландскнехт. Не раз я бывал в отрядах. Такие молодцы, как ты, удирали всегда первыми. А лживы вы все, французы, как кошки. Даже в любви обманываете вы.
Француз. Я прошу вас.
Ландскнехт. Вспылить, гордость свою проявить, вот ваше дело. Знаю уж… знаю… ступай себе к дьяволу.
Француз. Простите, господин ландскнехт, ведь это не в обиду было сказано. Но, видите ли, у вас найдется местечко в отряде… а я голоден… три дня ничего не ел…