Она зашла в спальню дочери, даже не постучав. Это вызвало раздражение у Лореды, но она сдержалась и ничего не сказала. Мать встала позади нее, на мгновение их лица вместе отразились в зеркале над умывальником. Рядом с загорелой кожей и черными, стриженными до плеч волосами Лореды мамина бледность особенно бросалась в глаза. Почему у мамы кожа никогда не загорает, только краснеет и шелушится? Она даже не постаралась что-нибудь сделать с волосами, только уложила косу вокруг головы. Вот у Стеллы мать всегда красится и завивает волосы, даже в эти трудные времена.
А мама даже не
– Прости, что я не смогла сшить тебе новое платье или хотя бы купить носки. В следующем году. Когда пойдет дождь.
Как только мама еще способна выговорить эти слова? Лореда отстранилась, пригладила волны, которые ей удалось создать в волосах, ложившихся на плечи, взбила челку.
– А папа где?
– Лошадь в фургон запрягает.
– Можно Стелле у нас переночевать? – спросила Лореда, обернувшись.
– Конечно. Но утром тебя, как всегда, ждет работа.
Лореда так обрадовалась, что даже обняла маму, только та тут же все испортила: прижимала ее к себе слишком долго и слишком крепко.
Лореда высвободилась.
Мама грустно сказала:
– Иди вниз. Помоги бабушке собрать еду.
Лореда поспешила на кухню, где бабушка уже упаковывала кастрюлю с минестроне. На столе ждала тарелка канноли со сладкой рикоттой. Оба блюда на празднике станут есть только итальянцы.
Лореда накрыла поднос с десертами полотенцем и отнесла в фургон, потом забралась на заднее сиденье и села рядом с отцом, он обнял ее и прижал к себе. Бабушка и дедушка заняли места спереди. Мама последней села в кузов.
Энт пристроился рядом с мамой, прижался к ней. Он без умолку болтал, и чем ближе они подъезжали к городу, тем возбужденней звенел его голос. Лореда заметила, что отец непривычно молчалив.
На горизонте показалось Тополиное. Жалкий городишко прикорнул на плоской равнине посреди нигде. Только водонапорная башня возвышалась на фоне безоблачного голубого неба.
Еще не так давно в городке царили патриотические настроения. Лореда помнила, как старики говорили о Великой войне на каждом собрании. Кто воевал, кто погиб, а кто выращивал пшеницу, чтобы накормить солдат. Тогда во время Дней пионеров фермеры желали показать всем, как они гордятся собой и своим трудом.
Во всяком случае, Лореда видела это так. Неделю перед праздником мама и бабушка Роуз стряпали с утра до вечера, делали горы домашних макарон, стирали праздничную одежду, штопали и чинили ее. Сколь бы трудными ни были времена, как бы плохо ни обстояло с деньгами, мама хотела, чтобы ее дети выглядели прилично.
Сегодня никто не украсил магазины (Лореда подумала, что, наверное, слишком жарко, чтобы развешивать флажки, или женщины наконец решили, что стараться незачем), никаких цветов в горшках, никаких патриотических лозунгов. Вместо этого – бродяги в лохмотьях, собравшиеся возле железнодорожной станции. У всех вывернуты задние карманы штанов, это называлось «флаг Гувера». Дырявый башмак называли «башмаком Гувера». Все знали, кто виноват в Великой депрессии, но никто не знал, как исправить положение.
Папа направил фургон к зданию школы и остановился.
Через открытые двери доносились музыка и топот. Лореда выпрыгнула из фургона и побежала к школе.
Праздник уже начался. В углу играл самодеятельный оркестр, несколько пар танцевало.
Справа от входа стояли столы с едой. Еды было немного, но Лореда знала, что после нескольких лет засухи это настоящий пир и женщины расстарались, чтобы устроить его.
– Лореда!
Стелла уже спешила к Лореде. Как обычно, из всех девочек в зале только Стелла и ее младшая сестра София были в новых платьях.
Лореду кольнула зависть, но она постаралась отбросить дурные мысли. Стелла – ее лучшая подруга. Да и кому какое дело до платьев?
Лореда и Стелла, как обычно при встрече, взялись за руки и склонили головы друг к другу.
– Как дела, ранняя пташка? – спросила Лореда таким тоном, точно она и так все знает.
– Я же тут хлопотала, ты не знала? – ответила Стелла.
Родители Стеллы остановились рядом с девочками, чтобы поговорить с Мартинелли.