Четыре ветра

Лореда вздохнула:

– Я до того скучаю по ней, что дышать не могу. Теперь что, всю жизнь так будет?

Джек молчал. Само его молчание было ответом. Лореда уже знала, что никогда не свыкнется с этим горем.

– Я не успела сказать, что горжусь ею. Как я могла…

– Закрой глаза. И скажи ей это сейчас. Я так с мамой уже много лет разговариваю.

– Ты думаешь, она слышит?

– Мамы всегда слышат, детка.

Лореда закрыла глаза и подумала обо всем том, что она так и не сказала маме.

Я люблю тебя. Я горжусь тобой. Я никогда не видела таких смелых людей. Почему я так долго и так плохо себя вела? Ты дала мне крылья, мама. Ты это знаешь? Я чувствую, что ты здесь. Ты всегда будешь со мной.

Когда Лореда открыла глаза, над ее головой сияли звезды.

Эпилог

1940 год

Я стою за домом в поле голубовато-зеленой буйволовой травы. Слева колышется на ветру золотистое море пшеницы. Почву на ферме моих бабушки и дедушки восстановили, как и на всех больших фермах в округе. В газетах пишут, что Великие равнины спас план президента по сохранению почв, но бабушка говорит, что это Бог нас спас, Бог и посланный им дождь.

С виду я самая обычная девушка, но я отличаюсь от большинства. Я выжила. Нам никогда не забыть, через что мы прошли в годы Великой депрессии, уроки невзгод навсегда с нами. Мне восемнадцать лет, и детство для меня – время потерь.

Она.

Вот кого мне не хватает каждый день, вот кого никто не заменит.

Я иду к семейному кладбищу за домом. Его восстановили, и теперь квадрат, поросший густой травой, окружает новый белый забор. Кто-нибудь из нас поливает этот пятачок каждый день. Вдоль забора цветут астры.

Каждый новый росток вызывает у нас улыбки. Мы ничего не воспринимаем как обыденность.

Я собиралась посидеть на скамейке, которую смастерил дедушка, но почему-то осталась стоять, глядя на могильный камень. Сегодня она должна быть здесь, рядом со мной. Для нее это было так важно… а для меня еще важнее. Я крепко сжимаю ее дневник. Скупых строк, которые она успела написать, хватит мне на всю жизнь.

Слышу, как открылась калитка. Это бабушка решила побыть со мной. Она чувствует, когда во мне поднимается печаль, иногда она оставляет меня наедине с моим горем, а иногда берет меня за руку. Не знаю как, но она всегда понимает, что мне нужно.

Калитка со скрипом закрывается.

Бабушка подходит, встает рядом. Я чувствую запах лаванды, которую бабушка добавляет в мыло, и ванили, которую она кладет в выпечку.

Волосы у бабушки совсем седые, она называет седину знаком доблести.

– Тебе сегодня по почте пришло. От Джека.

Она протягивает мне большой желтый конверт с обратным адресом в Голливуде.

Сейчас Джек ведет уже новую борьбу – против фашизма, ведь в Европе война.

Я беру пакет. Внутри тонкая книжка с закладкой. Я открываю книжку на заложенной странице.

Это зернистая черно-белая фотография матери, она стоит в кузове грузовика и говорит в мегафон. Под фотографией подпись: «Организатор профсоюза Элса Мартинелли ведет забастовщиков, не страшась гранат со слезоточивым газом и пуль».

Я глажу фотографию, будто я слепая и пальцы помогут мне ощутить всю глубину изображения. Закрываю глаза и вспоминаю, как она стояла на этом грузовике и кричала: «Хватит, хватит…»

– В тот день она нашла свой голос, – говорю я.

Бабушка кивает. В последние годы мы часто разговаривали об этом.

– Если бы ты ее видела. Я ею так гордилась.

– И она бы сегодня тобой гордилась, – отвечает бабушка.

Смотрю на могильный камень.

Элса Мартинелли

1896–1936

Мать

Дочь

Воительница

– Я так жалею, что не сказала ей, как горжусь ею, – тихо произношу я.

Сожаление всплывает в самые неожиданные моменты.

– Ах, cara, она знает.

– Но разве я это сказала? Все было так ужасно, и я… просмотрела ее. Я все время думала, что моя жизнь где-то не здесь, где-то в другом месте, когда моя жизнь была прямо рядом со мной. Она была прямо рядом со мной.

– Она знала, – мягко повторяет бабушка. – А теперь пора идти.

– Как я могу оставить ее?

– Ты ее не оставишь. И она тебя никогда не оставит.

Я слышу смех Энта. Оборачиваюсь и вижу, что он и наш золотистый ретривер бегут к нам, натыкаясь друг на друга. Дедушка ждет меня у ветряной мельницы, он отвезет меня на вокзал – я еду учиться в колледже в Калифорнии, в городе у океана.

В Калифорнию, мама. Я возвращаюсь.

Несломленной.

– Поезд ждать не будет, – говорит бабушка. – Так что ты тут не задерживайся.

Я слышу, как она уходит, и знаю, что она дает мне еще миг побыть здесь в одиночестве. И все слова, которые я не могла найти много лет, теперь я могу произнести.

– Я еду учиться в колледж, мама.