Бельё прожарено в специальных шкафах, постирано и приятно пахнет прошлыми жильцами. Из четырёх комплектов я уж и не чаяла собрать один – без пятен и следов жизнедеятельности. Вроде как нашла, но не спала ещё ж на нём, жду всякого.
Режим дня размеренный, спокойный. Как встал в ШЕСТЬ, так и побежал поправляться. Люди все приятные лежат: с тюремными наколками, мятыми лицами. Очередь в раздачной была из собственно очереди и тех, кому надо дать корм без очереди. "Блатные", как и я, наверное, чьи-то знакомые.
В навещательный час необычно тихо. В палатах темнеет. Скоро ужин, что там будет, неужели перловка.
Надо календарик и обводить даты. Первый день подходит к концу, и слава богу. Очень уж тут… э-э-э… не по-домашнему.
P.S. Душа нет. Поставили первый укол.
Больничная еда напоминает мне детский сад, точнее, тамошнюю кормёжку. Это была ежедневная ломка. Почти все дети – малоежки, и я была не исключением. Молоко и его же суп с пенкой. Каши. Это пиздец. Дома я тоже ела мало и выборочно. Ни в саду, ни в семье не отпускали из-за стола, "пока всё не съешь". Я так могла сидеть часами.
А мне просто не нравился вкус блюд, которыми пичкали. Например, я ненавижу вареный лук. Стоит мне увидеть прозрачный ломоть сопли, как я уже не могу оценивать блюдо целиком: слишком уж противно. Или пенки эти треклятые, ведь они даже кисели убивали. А уж тёплое молоко я вообще не признаю, спасибо коктейлю с барсучим жиром. Доходило до крайностей – уже в школе папа покупал бутылку молока и батон, наливал мне кружку, я видела в ней плавающий кружок жира (одного вполне было довольно), и всё – тошнота, не надо мне никакого молока с батоном. До сих пор покупаю только 1,5%, было без процентов вовсе молоко, брала бы и его.
Сейчас принесли неведомую жёлтую кашу одним комком, политую неаппетитным подливом, на комке аккуратно уложена тёртая свекла, а рядом лежит котлетка. Я честно попыталась съесть и кашу, и свеклу, и подлив. В разных комбинациях их тусовала, но – нет. Прям детский сад, насилие над личностью и угрозы воспитателей. Не могу.
Допиваю компот (слава богу, совсем без сахара) с котлетой и куском хлеба…
Нет, я не капризная. Просто я хорошо готовлю и вот это всё для меня – убийство кулинарного мастерства. И про голод мне не надо – в 1998 году, когда скакнул доллар и нас всех отправили в неоплачиваемый отпуск, чтобы сохранить бизнес, я два месяца ела только у родителей, к которым ходила раз в неделю пешком с Академа до Мухи, да заходила в СЭИшную столовую за бесплатными корками. Жаловаться на отсутствие денег было нельзя, батя и так едва тянул лямку.
Ладно. Приятного там всем аппетита.
В пульмонологическом отделении больницы Х ждали прихода эпидемиологов. Творился ад.
Я так и не поняла, эпидемиологи ходят ежедневно или только по понедельникам. В коридоре стоят крики и стоны: Цветков! Всё должно быть в пакетах! Кирьянов! Твоё молоко?! Убирай его! Только с СЕГОДНЯШНЕЙ ДАТОЙ! Никаких колбас и сыров!! Всё убрать! Никифорова, что за пироги?!
А ко мне, главное, даже не заходят. То ли забыли, что я тут с холодильником, то ли випов не проверяют.
Хотя на мой взгляд, эпидемиологов надо встречать пустыми мусорными вёдрами и помытыми полами.
Мне заменили врача. Это уже пятый за одну пневмонию.
И только что заглянули студенты с картами и спросили – Давыдов? Я говорю – нет, Савкина. А сама сижу и думаю, неужели я выгляжу теперь как Давыдов…
До чего по-разному воспитаны люди… С 21:30 по расписанию у нас «ночной туалет». Раковина прямо в палате, палата не закрывается. Умыла морду лица, приступила к верхней половине туловища. Вытерлась, надела пижамную майку. Сидя снимаю штаны и собираюсь уже вставать к умывальнику, как в палату вваливается постовая с вопросом – давление мерять будете?
Блядь. Я сижу. Без трусов. В одной майке. И уж теперь-то, конечно, мне самое то померять давление, потому что оно подскочило. Ну или как ответить – ничего, что я в одной майке буду это делать?
Ни стука, ни извините. Просто ушла, пока я мычала. Это вот к вопросу о том, что пациенты – это материал. Оттого почти везде к ним и персонал на ты: Иванов, иди на систему! Фёдорова, убери из холодильника сыр!
Горько мне! Горько! Горько! – завыл Коровьев, как шафер на старинной свадьбе (М. и М.)
Самая вкусная еда в больнице Х оказалась в кафешке на втором этаже. Это, конечно, не домашнее, но вполне себе съедобное. Оказалось, что в тарелочках с золотой каёмочкой ничего греть в микроволновке нельзя (хз, почему, я вообще с микроволновками на вы), поэтому покупаю готовые обеды в контейнерах и грею в них. Ленуся бы не одобрила, но жрать-то охота. Там же беру много соков и воды. Если дома всегда есть перекус, то здесь нет нихрена, а вода хорошая альтернатива, если хочется чегонить сунуть в рот.
Ещё в моей палате какая-то интернет-дыра (в отличие от соседней). Нихрена не грузится, даже текстовые сайты. А уж кино какое-нибудь посмотреть с телефона вообще мечта мечт. Много слушаю аудиокниг, иногда даже подташнивает от них. Потому что не Клюквин (да и Бероев уже отчитал всё, что было).
В чо у вас?