Четыре всадника раздора

Создавалось впечатление, что говорить на эту тему у него особого желания нет. Оставалось лишь гадать почему. Но на это времени у меня не было, мы уже въехали в село, и впереди на пригорке возникла церковь, а рядом за церковной оградой дом батюшки.

«Ягуар» мы оставили возле церковных ворот, выходя из машины, я увидела священника. Он стоял к нам спиной возле своего дома и высматривал что-то на крыше.

Приблизившись, я разглядела рыжего котенка, который не спеша шел по карнизу.

– Озорник, – выговаривал батюшка, – а если свалишься?

На нас священник внимания не обращал. Одет он был в рясу, поверх которой куртка, на голове вязаная шапка. Мы подошли совсем близко, когда он резко повернулся, и в глазах его на мгновение появился испуг. Нет, страх. Я чувствовала, как он волной поднимается в нем.

Игнорируя Бергмана, священник старался смотреть только на меня. Уверенности, что перед нами нужный нам человек, не было, но я все же сказала:

– Доброе утро, отец Тихон.

– Здравствуйте.

Он вроде бы начал понемногу успокаиваться. Принял нас за кого-то другого, а теперь понял, что ошибся?

– Все, как в Священном Писании, – вдруг сказал он. – За правым плечом человека – ангел, а за левым… сами знаете кто.

– О чем вы? – растерялась я.

Священник усмехнулся.

– Надеюсь, вы хорошо знаете своего спутника. Зачем пришел? – обращаясь к Бергману, продолжил он.

Признаться, я замерла с открытым ртом, а Максимильян ответил какой-то тарабарщиной. Я не сразу поняла, что это латынь.

Священник нахмурился, а Бергман засмеялся, смех показался мне злым.

– Ты плохо знаешь латынь, старик, – сказал Максимильян и, шагнув к отцу Тихону, что-то шепнул ему на ухо.

Все это казалось мне в высшей степени странным, поведение обоих, и даже обращение «старик». Отцу Тихону было лет пятьдесят, хотя окладистая борода и седина в волосах делали его старше. Он повернул голову, перекрестился на церковные купола и молча кивнул. Какое-то время они стояли, глядя друг на друга, точно чего-то ожидая.

– Отец Тихон, у нас к вам несколько вопросов, – сказала я. – Они касаются господина Зорина. Мы частные сыщики, заняты поисками его супруги. По просьбе ее матери. Надеюсь, вы не откажетесь нам помочь.

– Частные сыщики? – удивился отец Тихон. – Вот уж не ожидал. Что ж, идемте.

Котенок между тем спрыгнул на крыльцо, священник подхватил его на руки, сел на широкую скамью возле двери в дом и теперь поглаживал котенка.

– Разговор у нас будет недолгим, замерзнуть не успеем, – сказал он. – Так что вы хотели знать?

– Вам известно, где находится его жена?

Отец Тихон смотрел вниз, руки его на мгновение замерли, затем снова вернулись к поглаживанию.

– Нет. С чего вы взяли, что мне это известно?

– Он мог вам сказать то, что скрыл от других, – пожала я плечами.

– Вы имеете в виду исповедь? Тайна исповеди охраняется законом.

Бергман стоял на верхней ступеньке крыльца вполоборота к священнику, слушая с заметным равнодушием и, судя по всему, не спешил принять участие в разговоре. Отец Тихон избегал смотреть в его сторону, и я намеренно встала между ними. Он поднял голову и теперь смотрел на меня.

– Вы давно знакомы? – задала я вопрос.

– Лет десять, не помню точно.

– Вчера он приезжал к вам. Вряд ли на службу, если вы сейчас отстранены.

– Отстранен. Верно. Но это не мешает мне быть христианином и давать утешение другому христианину.

– То есть он приехал к вам, чтобы получить утешение?

– Мы с ним давние знакомые. Он приезжает иногда. Мы вместе молимся, потом пьем чай.

– С его супругой вы были знакомы?

– Со второй? Нет. Она, как я понял, далека от церкви.

– А первая супруга? С ней вы встречались?

– Довелось видеться несколько раз. Если вы подозреваете Зорина… не мне давать советы сыщикам, но поищите лучше в другом месте.

– В каком – другом? – нахмурилась я.

– Не знаю. Просто в другом. Извините, у меня дела.

Он поднялся, все еще держа котенка на руках, стало ясно: ничего он больше не скажет.

Я посмотрела на Бергмана, ища поддержки, но он с кривой ухмылкой шагнул с крыльца.

– Спасибо, – пролепетала я, и пошла за Максимильяном.

Когда до машины оставалась сотня метров, я повернулась. Отец Тихон стоял на крыльце, провожая нас взглядом.

Я вдруг припустилась к нему со всех ног.

– Что он вам сказал? – спросила я, слегка запыхавшись.

– Ваш спутник?

– Да.

– «Не трогай меня, и я не трону тебя».

– Что это значит?

– Только то, что он сказал, – пожал отец Тихон плечами. – Это не тайный знак или секретная формула, если вы об этом. – Он улыбнулся, но тут же вновь заговорил серьезно. – Пути Господни неисповедимы. И все же… вы странная пара.

– Да, нам говорили, – не придумала я ничего умнее, и пошла к Бергману.

Он ждал меня в машине. Вопроса не задал, возможно, по этой причине я заговорила сама, хотя намерена была молчать.

– Ты знаешь латынь, древнегреческий, а также черт знает что еще. Было бы здорово, расскажи ты мне, где и когда ты все это выучил.

– Это что, преступление? Знать латынь и древнегреческий?

– Тебе не кажется, что ваш диалог с батюшкой выглядел, мягко говоря, странно?