Четыре всадника

Секретарь председателя Великой Комиссии фрате Исидор был человеком средних лет, с весьма ухоженною бородою и полнейшим отсутствием какой-либо иной растительности на лице и голове; перед собою фрате Исидор держал несколько листов отлично выделанной тонкой бумаги и серебряную чернильницу. Крышка чернильницы была, впрочем, закрыта, очевидно, ничего записывать в данный момент секретарь Шмица не собирался, а чернильницу с бумагою носил при себе постоянно по служебной надобности.

— Польщен честью беседовать с вами, грейсфрате, — учтиво сказал субкомиссар. — Зачем я потребовался вам?

От старика, близко нагнувшегося к Бофранку, пахло горькой травой и пылью, словно от старой одежды, забытой в чулане на долгие годы.

— А вот некий Тимманс, который в одну ночь безвестно пропал, и никто его более не видел… — промолвил старик словно бы ни к чему и безо всяких предварений. — Знаком ли вам сей Тимманс?

— Знаком, но я не видал его уже преизрядно.

— Сколько я знаю, между вами произошли некоторые трения?

— Можно сказать и так, грейсфрате, — уклонился от прямого ответа Бофранк, удивляясь тому обстоятельству, что старик странным образом осведомлен о произошедшем во всех деталях.

— Ну и оставим его… А вот грейсфрате Баффельт. Вы не раз беседовали с ним в последнее время. О чем вы беседовали, хире субкомиссар?

Вопросы, задаваемые стариком, были куда как удивительны. Бофранк счел за лучшее возмутиться, воскликнув:

— Я не понимаю, какое у вас есть право выказывать подобный интерес, грейсфрате! Как чиновник Секуративной Палаты, я мог беседовать с грейсфрате Баффельтом о вещах самых различных и вас никак не касаемых. Точно так же грейсфрате Баффельт, как глава миссерихордии, мог беседовать со мною о чем ему заблагорассудится.

— Но не двумя ли квадратами запечатаны уста ваши, хире субкомиссар? — вкрадчиво спросил старик.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой Мальтус Фолькон прибывает в столицу, к вящей радости и печали своего отца одновременно

Когда рассуждаешь,

остановиться или же двигаться дальше двигайся

движение суть жизнь вечная

Неизвестный монах из Клюни

На восточном въезде в столицу и в самом деле стояла застава.

Впрочем, стражники в основном отсиживались в кордегардии, благо путников на тракте не встречалось уже очень давно. Заметив двух всадников, из башенки вниз спустились несколько гардов и два латника, возглавляемые пожилым лейтенантом.

— Кто такие? — крикнул он, властно подняв руку, тогда как латники нацелились в подъезжавших из мушкетов, а гарды подняли свои арбалеты.

— Младший архивариус Секуративной Палаты Мальтус Фолькон с двумя спутниками! — прокричал в ответ юноша, прикрыв клетки с карликами полою плаща и привстав в стременах.

— Вам лучше спешиться и подойти, остальные пусть останутся на местах, — велел лейтенант.

Фолькон исполнил требование и показал свою бляху с потрескавшейся эмалью Лейтенант покачал головою:

— В худое время прибыли вы, хире Фолькон Верно, вы были в дальних краях?

— Более чем, — сухо заметил Фолькон. — Но нам нужно скорее в город — пропустите ли вы нас?

— Отчего не пропустить, — пожал плечами лейтенант. — Однако ж смею предупредить вас, что вся столица сочится заразою, и ехать туда крайне опасно.

— К сожалению, не могу последовать вашему совету, — сказал юноша, который за дни, проведенные в пути, разумеется, узнал о чумном поветрии. В рыбацкие деревеньки и поселки на побережье чума покамест не пришла, но беглецы из больших городов успели поведать о страшной напасти. Кое-кто из них после умер, и тела их сожгли вместе с вещами и даже драгоценностями. — Я исполняю высочайший приказ, и вместе с этими людьми должен непременно быть в Фиолетовом Доме.

— Что ж, не смею задерживать вас. — Лейтенант сделал знак своим людям и отступил в сторону.

Всадники с печальным любопытством осматривали окрестности, прилегающие к дороге. Предместья выглядели необычно: некоторые здания сгорели почти что до основания, а по остальным никак нельзя было судить, обитаемы ли они. По рассказам очевидцев Фолькон знал, что по окончании прошлого чумного мора многие дома стояли покинутыми до тех пор, пока не обрушились, — на севере столицы. До сих пор догнивали руины и никто не желал селиться в тех местах.

Навстречу ехала телега трупосборщиков, влекомая вперед древней худой лошадью. На телеге, пока еще пустой, восседал возница в мешковинном плаще, пропитанном дегтем, двое его собратьев по ремеслу брели рядом, держась за тележные борта. Они не обратили никакого внимания на всадников, хотя Фолькон окликнул их и спросил, поднят ли мост через канал Освьелле.

— Коли и поднят, можно объехать через Бомарк, — проворчал Фронг. Предводитель разбойников был очевидно встревожен.