Четыре всадника

Откатившись в сторону, чтобы не быть затоптанным, субкомиссар увидел, что еще одна гнусная тварь схватилась с Патсом, довольно умело, впрочем, отбивавшимся топориком, коим рубили дрова, а первого урода хладнокровно добивал шпагою юный Фолькон, причем тварь кулем лежала на полу, временами содрогаясь всем телом и истошно визжа.

В пистолете оставались еще пули, и Бофранк не размышляя выстрелил в противника Роса Патса, однако ж промазал: так бывает, что, ежели надобно пуще жизни, не угодишь во врага и с двух шагов, а ежели не надобно, заденешь друга на расстоянии ста. К счастью, Бофранк вовсе никого не задел, но, увидав в дверях четвертую тварь, утратил все надежды на лучший исход.

И тут помещение наполнилось разноцветьем шерстяных клубков, своим присутствием словно согревшим морозный воздух. Воинственные кошачьи крики испугали чудовищ, и те, кто был цел, кинулись бежать.

На полу осталось два издыхающих тела.

— Поможем нашим друзьям! Они жертвуют собой ради нас! — воскликнула Гаусберта и поспешила наружу; за нею заторопились и остальные, среди которых Бофранк.

В караульной остались только затаившийся в углу нюклиет и ушибленный дверью старичок-алхимик. И тут случилось ужасное: воровато оглянувшись по сторонам, Бальдунг вытащил из-под своих неопрятных лохмотьев дубинку, наклонился и с силою ударил лежавшего без чувств алхимика в висок. Тот задергался и засучил ногами, умирая; нюклиет же отпрянул от тела и вернулся в свой угол. Забившись под груду одеял, он пробормотал себе под нос:

— Стало быть, я твой дурнопахнущий друг? Так ты именовал меня, смешиватель порошков? Что ж, посмотрим, как запахнет твое тельце, когда его начнут точить черви…

Так он гундосил, словно безумный, каковым, возможно, и был; однако ж, когда вернувшиеся спутники принялись оплакивать несчастного Базилиуса Кнерца, нюклиет нелживо плакал и рыдал вместе с ними.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ, и последняя, которая преисполнена скорби более всех остальных, хотя возмездие настигает тех, кого обязано настигнуть

Нет смертного, который был бы разумен во всякий час или не имел своих слабостей.

Эразм Роттердамский

Убить бежавших в панике тварей не сумели — едва оказавшись снаружи, они словно растворились в снежной тьме, и, как ни искали их, взявшись за руки, чтобы не потеряться, ни одного не нашли. Чудовища, оставшиеся лежать в караульной, под действием тепла стали расползаться, словно бы таять, источая при том омерзительный запах тухлятины. Однако ж их успели рассмотреть, и Гаусберта сказала, что они суть снежные вурдалаки, о коих сложено великое множество легенд. В подобных вурдалаков, пояснила она, превращаются порой люди, заплутавшие в снежную бурю и сгинувшие в ней.

Трупики погибших кошек, числом девять, собрали и закопали в снегу, а еще двух, у коих оказались переломлены хребты, Бофранк повелел Оггле Свонку из сострадания добить, что тот и исполнил.

Остальные зверьки исчезли невесть куда, словно их и не было.

Тело старичка алхимика, столь нелепо — как всем казалось — умерщвленного неодушевленным куском двери, решено было также оставить здесь, завалив для сохранности камнями, дабы не добрались до него охочие до плоти снежные вурдалаки. Вряд ли бы их остановили камни, но об этом старались не думать — все равно ничего большего сделать не представлялось возможным.

Как ни странно, лошадей, что были привязаны поодаль, гнусные твари на сей раз не тронули, будто шли они прямиком в гости к Хаиме Бофранку, а на прочее внимания не обращали. Хотя животные были перепуганы и прядали ушами при каждом слабом звуке, ни одной раны на них не обнаружилось, поэтому путь к побережью противу прошлого занял много меньше времени. По мере движения воздух становился теплее, хотя и не настолько, как должен был, а снег почти весь истаял и лишь кое-где лежал неопрятными серыми грудами. То и дело попадались пирамиды, сложенные из камней, на верхушках которых покоился плоский булыжник с изображением двух квадратов, сиречь Тиары Люциуса. Бофранку показалось, что таких пирамид стало куда больше, чем раньше; хотя скорее всего на самом деле ему это только казалось.

Когда до поселка на берегу осталось менее чем полдня пути, Гаусберта остановила лошадь, понудив остановиться и остальных.

— Мы уже рядом, — сказала она, — и не худо бы вспомнить слова из Второй Книги о четырех всадниках.

— Значит ли это, что кому-то нужно будет остаться? — спросил Фолькон, подразумевая под этим, конечно же, что он-то не останется ни при каких условиях.

— Да. Дальше мы поедем вчетвером.

— Мы? — поднял брови Бофранк.

— Я, вы, хире Бофранк, хире Фолькон и мой супруг. Оггле Свонк останется здесь, равно как и Бальдунг.

— Нужно ли вам подвергать свою жизнь опасности?!