Четырех царей слуга

Поэтому вскоре затем, по его желанию, мы стали читать отходную его душе, и он как будто по данному знаку впал в агонию, но затем, воздав ещё твёрдым голосом глубочайшее благодарение Богу за то, что умирает не так, как пришлось умереть столь многим другим без священника, без Св. Таинств, в татарских степях, просил нас ещё прочитать псалом «Помилуй мя, Боже», наскоро простился с супругой, благословил сыновей и дочерей и затем, приказав им слабым голосом удалиться, повторил уговор, чтобы по его знаку дать ему разрешение, и прерывающимся голосом стал указывать в частности, что нужно разрешать, а также сказал опять о своём намерении приобресть священные индульгенции.

Вдруг голос его стал более и более слабеть; тем не менее, хотя голос его уже прерывался, он продолжал, насколько мог, перечислять дела веры, надежды и любви и вдруг, осеняя себя святым крестом, ударил себя в грудь и схватил мою руку. Придя в себя, он опять осенил себя крестом, подал условленный знак, опять убеждал, чтобы исполнено было его решение касательно священных индульгенций, призывая святейшие имена, которые он кое-как повторил три раза, затем совершенно потерял голос и, подняв глаза на висящий вблизи постели образ Пресвятой Девы, лишился всех чувств в то самое время, как светлейший царь входил в соседнюю комнату.

Когда светлейший царь вошёл и увидел, что я отступаю к изголовью, чтобы не заслонять с правой стороны умершего, то царь сказал:

   — Оставайся здесь, отец, и делай своё дело, как хочешь; я тебе не буду мешать.

При этом он возгласил к умершему:

   — Пётр Иванович, не узнаешь меня?

Но он даже не отвёл глаз от образа Пресвятой Девы Марии и не подал никакого знака, что узнает. После двух лёгких конвульсий он сладко вздохнул. Тогда светлейший царь, взяв зеркало, исследовал, есть ли ещё признак жизни, не нашёл никакого и, взглянув на меня, сказал:

   — Отец, я думаю, он уже умер.

Когда это подтвердили и врачи, то я совершил обычный обряд, и когда я вливал в сосудец святую воду, чтобы окропить умершего, светлейший царь подошёл и спросил меня:

   — Что это такое?

Я ответил:

   — Святая вода.

   — Хорошо, очень хорошо ты делаешь.

Ответил он и, закрыв умершему глаза и поцеловав его, с глазами, исполненными слёз, удалился».

Впоследствии в шотландском городе Абердине, в 1859 году, выйдет книга о замечательном сыне британских гор. Среди прочего в ней будет сказано:

«Глаза того, кто покинул Шотландию бедным одиноким странником, были закрыты рукой императора».

...Последнее пристанище генерал Пётр Иванович Гордон, верно служивший государям Русского царства, нашёл в склепе под алтарём первого в Московии католического храма, основанного и сооружённого в 1694 году благодаря его трудам и просьбам к российскому самодержцу. Гордон же добился высочайшего разрешения на постоянное пребывание в столице России католического священника.

Похороны Патрика Гордона в Москве стали одной из самых торжественных церемоний петровского царствования. В траурной процессии участвовало три полка московского гарнизона, в том числе и солдатский Бутырский. Ход процессии сопровождался скорбными звуками труб и боем в барабаны. Государь самолично занимал привычное место в рядах бомбардирской роты потешного Преображенского полка. В заключение прозвучал залп из двадцати четырёх больших пушек. Этот залп служил на похоронах или выражением скорби, или последним выражением воинских почестей боевому генералу русской армии, уходившему в мир иной.

Похороны проходили в жесточайший мороз, какого в Москве, по свидетельству иностранцев, не наблюдалось в многие годы.

На церемонии прощания последний русский царь Пётр I Алексеевич Романов сказал о заслугах почившего генерала горестно и искренне:

— Я и государство лишились усердного, верного и храброго генерала. Если б не Гордон, Москве было бы бедствие великое. Я даю ему только горсть земли, а он дал мне целое пространство земли с Азовом.

Под бедствием великим государь всея Руси понимал Стрелецкий бунт и события под стенами Воскресенского монастыря, последнюю попытку его сестры царевны Софьи Алексеевны вырвать из рук брата державную власть...

Эти слова приведены в историческом труде «Достопамятные повествования и речи Петра Великого» Андрея Константиновича Нартова, обучавшего юного Петра I токарному делу. Нартов в своей работе добавляет сказанное царём на гордоновских похоронах:

«Сей чужестранец по сказанию тех, кои его лично знали, любим был не только Петром Великим, но и подданными его. Смерть его была сожалением всеобщим».

Надгробную речь, которую читал ксёндз-католик Иоанн Берула, он же и иезуит, царь приказал читать по-польски. Труды другого иезуита Франциска Эмилиана пропали даром — он готовил надгробную речь на латыни. Поэтому миссионер напишет в своём письме из Москвы о том эпизоде следующее:

«Некоторые змеи-еретики, боясь, что наш генерал получит какое-либо большее прославление, чем Лефорт, так устроили у царя, что накануне похорон к ночи пришло приказание, чтобы надгробная речь была по-польски...

О царе говорят что кому вздумается, но несомненно, что у него громадные дарования.