Четыреста килознаков

В детстве Алена была довольно спокойной и послушной, а вот в подростковом возрасте у меня не раз чесались руки поддать ей как следует. Особенно когда часами не могла дозвониться на выключенный телефон или когда ждала ее за полночь, понятия не имея, где она и с кем. Но сдерживалась, потому что самой, бывало, прилетало не раз. Это было не столько больно, сколько обидно и унизительно, поэтому не слишком способствовало просветлению мозгов. Но вот сейчас желание отвесить ей хорошую затрещину дошло до критической черты.

— Это называется «разглашение персональных данных», Алена, — сказала я ледяным тоном, на всякий случай убрав руки за спину. — Статья сто тридцать седьмая Уголовного кодекса.

— Мам, ну твои книги ведь в открытом доступе, — она надула губы и захлопала глазами. — Любой может зайти на сайт и прочитать.

— Ты… дурочка или притворяешься? — вместо «дурочки» просилось совсем не то слово, и кому-то другому я бы его сказала без колебаний. — О том, что Нина Солод и Жанна Чернолесова — это Евгения Зимина, знает от силы десяток человек. Да и то только потому, что бабуля раззвонила об этом своим подружкам. Я могу сказать, что пишу книги, но не под каким псевдом. У меня даже акк в Контакте на Солод.

А о том, что Женя Зимина по совместительству еще Аркадий Мерцалов и Джоанна Джей, вообще никто не в курсе, кроме менеджеров литпортала, но они не в счет. Я даже в завещание авторские права на их книги не включила, чтобы и после моей смерти не узнали. А в компе их найдет только хакер. Но сейчас мне и Жанны с Ниной было более чем достаточно. Точнее, одной Нины с коротышом.

— И… Ник тоже не знает? — кажется, до Алены начало доходить, как жестко она облажалась.

— Знает, что пишу, но не более того. Во всяком случае, так было до сегодняшнего дня. И я очень не хотела бы…

— Мамуль…

Глаза у нее стали как у андерсеновской собаки: то ли с мельничное колесо, то ли с Круглую башню. Подумав об этом, я вспомнила, как мы с Захаром были в Копенгагене и на башню эту самую тоже поднимались. Там до самого верха можно на карете заехать — блядь, какая карета, о чем я вообще думаю, а?

— Мамуль, — повторила Алена, — но у тебя ведь там ничего такого неприличного. Это просто мне жанры не нравятся, а так-то ты ведь хорошо пишешь. И я ничего плохого…

— Алена, сделай одолжение, — попросила я сквозь зубы. — Вот сейчас — просто замолчи и исчезни.

Она шмыгнула носом и убежала к себе. А я пошла на кухню, достала из холодильника яблоко и налила полтос коньяка. Подумала и добавила еще столько же. Все равно завтра никуда не ехать. Коньяк мне в принципе не нравился, но зато обладал полезным свойством напрочь купировать нервные окончания. Пара-тройка глотков — и ебись все конем. Прибегала я к этому средству редко, пила в основном вино, но сейчас — самое то, что надо.

Через сорок минут я лежала в постели и, глядя в потолок, вела вялый анализ ситуации. Коньяк сработал лишь частично: эмоции притупились, но полностью не ушли.

Конечно, ничего ужасного и непоправимого не случилось. Про Джо и Аркашу Алена не знала и рассказать не могла, а Жанна и Нина — это действительно лайт. Если уж бабушки-пенсионерки читают. Хотя, конечно, некоторые пенсионерки и под порнухой в комментариях отжигают. Видимо, чтобы совсем не забыть, как это было.

Но…

Володя, может быть, вообще не заглянет — на кой ляд ему бабские романы? А может и заглянуть — из профессионально-семейного любопытства: что там пишет новая пассия папочки. И ладно еще, если к Жанне. А вот если к Нине… Там сверху висит коротыш — бесплатный, законченный, весь облепленный звездочками и обцелованный в комментариях.

Пап, я тут к твоей Жене в книгу заглянул одним глазом. Ну ничего так.

(Вариант: ну такое себе, но люди вроде читают).

Да? А дай-ка ссылочку.

Ник, конечно, сам сказал, что читать не собирается, потому что ему точно не понравится. Но мало ли… Я бы на его месте не удержалась. Хотя и не сказала бы ничего.

Ну а там, в коротыше… Я говорила Нику, что использовала всего один эпизод — наше знакомство в лесу. И что это вообще не о нас. Но в том-то и дело, что как раз о нас! Хотя и имена другие, и внешность героев, и события где-то с середины тоже другие. Он сразу бы это понял. Надо идиотом быть, чтобы не понять. Уже одного этого хватило бы — что я ему соврала.

«Главное — чтобы ты не тащила в книги все, что видишь, как мой сынуля. Не хотелось бы знать, что ты пишешь о том, как мы с тобой трахаемся».

Именно это я и сделала. Притащила. А сказала, что ни-ни, ни в коем случае. Про себя, мол, не пишу.

А еще у героини после развода было трое мужчин. Параллельно. А не последовательно.

Твою же мать… Может, еще коньячку, Женечка-Ирочка?

Пока я думала, стоит ли добавить, позвонил Ник.

— Не спишь?

— Легла, но не сплю.

Разговор, в отличие от предыдущего, не клеился, и Ник это почувствовал.

— Женя, все в порядке?

Как там у нас? Хочешь соврать — скажи правду.

— Послушай, я немного из-за Алены переживаю.

— А что такое?