Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

Фоменко А.Т. и Носовский Г.В. обвинили в своё время академика Зализняка А.А. в фальсификации истории [139*, с. 222]. Поэтому ответ должен был последовать. И это была реакция не учёного, а лже-политика, который должен отработать выданный ему властью кредит доверия. Подобные усилия провинившегося воришки хорошо выражены в книге известного советского писателя [150*]: «Наша беда в том, что мы сразу затронули слишком многих. И в первую голову — геологов. А это дремучий народ… От гуманитариев они напрочь оторвались, а к естественникам так и не пришли. Физика, химия и тем более математика для них — тёмный лес. Явление всегда шире закона и так называемые исключения лишь подтверждают правило. Короче говоря, попала наша заявка к геологам, и пошло-поехало! Три года бесконечных комиссий, рецензий, отзывов…Заключения экспертов, надо сказать, были самые благоприятные. Но академику Хвостову вдруг не понравилось. Он выступил против, хотя ни чёрта не понял и вообще двух слов не сумел сказать связно. Отделение пошло на поводу, а дальше началась борьба за честь мундира. Теперь уже никто не давал себе труда вникнуть в существо нашего открытия. Хвостов боролся за свою репутацию, Буйнов спасал Хвостова, Фоменко (однофамилец — моя вставка) — совсем того не желая, мы зачеркнули плоды многолетних трудов возглавляемого им института — вообще готов был стоять на смерть. Тут в ход пошли приёмы совершенно недозволенные. И хотя, как вы сказали, научная уголовщина (моё выделение) не подпадает под кодекс, уголовщиной она быть не перестаёт. По нас ударили из всех орудий. Инспирированные заключения институтов и министерств, подмётные письма, угрозы, давления. Мне завернули принятую к защите диссертацию, Ковского не представили к званию профессора…»

Зализняк и его компаньон академик Янин, видимо, помимо учёбы в советской высшей школе и чиновничьих кабинетах прошли стажировку и у всем известного иностранного специалиста по выдаче желаемого за действительное, писавшего под именем Марка Твена [цит. по 96], заметившего однажды, что «лишь очень немногие события происходят в нужное время, а масса событий и вовсе не происходит. Поэтому задача сознательного историка состоит в том, чтобы втихомолку устранять эти недостатки».

Дружок, не бойся авторитета Зализняка и Янина. Он дутый. За ними идут только социальные роботы, свободные от собственного разумения. Да и сами-то академики — роботы на службе правительства, которому нужны люди не со своим мнением, а те, на кого можно свалить вину. Там всё решают деньги. Книжек они принципиально в руки не берут, у них при этом начинает болеть то голова, то зубы.

Тебе, конечно же, интересно, а что это за химера такая, правительство? Отвечаю: это неприкаянный Демон, постоянно создающий в стране управляемый хаос. Поэтому говорю: тебе не надо смотреть в ту сторону.

Суждение писателя Валерия Ганичева (из плеяды российского титана Виктора Астафьева) про адмирала Ушакова [147*] как нельзя, кстати, может быть отнесено и к академику А.Т. Фоменко: «Современники часто не замечают гения, таланта, пророка в своём окружении. Они не могут, а если вспомнить историю, то и не хотят зачастую выделять выдающиеся, превосходящие их способности ближнего. С раздражением говорят о таком выдающемся человеке, возводя его в лучшем случае в разряд чудаков и везучих людей.

Выдающейся личности не могут простить её величия, не могут признать её достижений. Ординарная натура не соглашается, что рядом человек необычный, особенный. Ну, и конечно, богатство, капитал, привилегия, неправедная власть не могут допустить, чтобы кто-то превосходил их своим истинным блеском, значением, смыслом. Во многие века, да и поныне, они пытаются поставить всё в услужение себе — попирая ум, честь, гордость, порядочность. Победы и достижения гениев и талантов, конечно, нужны неправедной власти и капиталу — они защищают, укрепляют, возвеличивают, да кроме того, по прошествии времени, многое из достигнутого можно выдать за результаты «разумного и мудрого» руководства властей предержащих. Те же победы, которые нельзя присвоить себе, следует преуменьшить, а то забыть их, пренебречь ими».

Тот, кто не подчиняется заведённым правилам и не позволяет им себя поработить, тот, кто озадачивает окружающих и раздражает их, тот, о ком нельзя просто промолчать, но кого приходится либо почитать, либо ненавидеть, — вот тот и ценен.

Р. Эмерсон

29 августа 2013 г., четверг