Четырнадцать дней

– Ладно. После того как Кларисса спасла Эйба от смерти (или, по крайней мере, от сумасшествия), он никогда ее не забывал. Достаточно оправившись и выйдя из больницы, он попросил маму помочь написать открытки с благодарностями для медсестер, которые о нем заботились. В каждую открытку он положил собственноручно написанную записочку с просьбой дать ему фамилию и адрес Клариссы. Очень долгое время он не получал никаких вестей, но однажды пришло письмо – адресованное ему лично. Конечно, медсестры не могли выдать личную информацию Клариссы, и большинство даже не обратили внимания на каракули Эйба, но одна из них связалась с родителями Клариссы и передала его просьбу.

На это ушло немало времени: ведь было не так, как сейчас, когда предложение руки и сердца умещается в сто сорок четыре символа и требует меньше усилий, чем просмотр видео в «Тиктоке». И все же Кларисса ему написала. А Эйб ей ответил, и постепенно, год за годом, их отношения продолжались. Кларисса была на два года младше, поэтому ему пришлось подождать. Два первых курса в колледже он переживал, что она окончит школу и выскочит за парня, с которым пойдет на выпускной бал, а Эйб больше никогда про нее не услышит.

И действительно, долгое время он не получал от нее весточки. Прошло уже целое лето после выпускного, а она не позвонила и даже не прислала открытки с благодарностью за подарок, который он ей отправил на окончание школы, – прелестную антикварную пудреницу, найденную в секонд-хенде. Эйб подумал, что навсегда потерял Клариссу.

И вдруг во время переезда в другую квартиру перед началом третьего курса ему в глаза ударила вспышка света – такая яркая, что он чуть не уронил лампу, которую нес. Он моргнул, обернулся – и увидел Клариссу на другой стороне улицы, где солнце попадало на зеркальце в пудренице как раз под нужным углом, чтобы отразиться в его сторону. Помаргивая, как он моргал ей раньше.

Они прожили вместе больше сорока лет, до самой смерти Клариссы, и он не смог оставаться в их доме без нее – без девчонки, которая спасла его от участи хуже смерти. Вот и переехал сюда.

* * *

– Такая история, – заключила Хелло-Китти, бросив хладнокровный взгляд на Евровидение.

Я оглядела слушателей, пытаясь понять, разделяют ли они мои подозрения. К моему удивлению, Кислятина украдкой смахивала слезинку, и даже Евровидение притих.

– Теперь понятно, почему он все время был раздражен, – сказала Мозгоправша. – Бедняга!..

Похоже, она собиралась продолжить мысль, но тут зазвонили колокола базилики Святого Патрика. Восемь часов вечера. Я впервые заметила, какой лязгающий у них звук – и к тому же нестройный. Один из колоколов явно с трещиной, потому что на последнем ударе звучит очень глухо. Звон колоколов уже превратился в принятый по умолчанию сигнал к завершению вечерних посиделок, и все принялись выползать со своих мест и прощаться с остальными, сохраняя дистанцию в шесть футов.

Я хотела промолчать. Мне-то какая разница, что девчонка плетет небылицы? Но ее ухмылочки меня достали. Она знала, что я знаю. И все же я не стала выводить ее на чистую воду при всех. Словно невзначай, я подошла к Хелло-Китти и нависла над ней, пока она убирала на место беспроводные наушники. Она посмотрела на меня снизу вверх, с вызовом.

– Ты ведь никогда не бывала в квартире 4С, – негромко сказала я.

– А тебе-то какая разница?

– Я знаю про старика, который там умер.

Я надеялась, что не придется объяснять, откуда именно: жильцы наверняка не обрадуются, если услышат про «Библию» Уилбура. Хелло-Китти уставилась на меня в ответ с совершенно непроницаемым видом. Мне бы следовало заткнуться, но меня понесло.

– Его жену звали Роксанна, а не Кларисса. Он познакомился с ней, когда служил на флоте. Ничего из твоего рассказа не соответствует имеющейся у меня информации – за исключением того факта, что он был старым и глухим.

На ее лице появилась легкая циничная улыбка – и ни следа угрызений совести.

– Ты все выдумала! – заявила я.

– И что с того? – ответила Хелло-Китти после паузы, все с той же наглой ухмылкой в глазах.

Я растерялась, не зная, что сказать. И тут Евровидение, который убирал свою колонку в рюкзак, услышал наш разговор и подошел, всегда готовый стать центром событий.

– Милая девушка, не очень-то правильно сочинять истории про человека, который здесь жил. Вы с ним вообще были знакомы?

– Ладно, я его в жизни не встречала! – Хелло-Китти повысила голос, чтобы перекрыть всеобщий гомон. – Но хоть кто-то из вас удосужился познакомиться с ним поближе? Если бы не вот эта мисс Всезнайка, никто бы и не догадался. В любом случае кто вы такие, чтобы судить, что правда, а что нет? Никто не должен умирать в одиночестве, забытый и всеми покинутый, а теперь все будут его помнить. Эйба Бернштайна.