Четырнадцать гениев, которые ломали правила.

Бордель был не самым идеальным местом для ребенка, но и туда бывало заворачивали хорошо одетые, образованные господа из высшего общества. Маленькая Эдит стала

центром всеобщего внимания, поскольку проститутки выдвигали ее как свой столп добропорядочности и уважения. Когда в три года девочка внезапно ослепла, весь бордель был в шоке. Очевидно, сказались недоедание и ужасающая гигиеническая обстановка первых лет жизни. Девочку водили по многим докторам, и все они признали слепоту неизлечимой.

Вспоминая трехлетний период своей слепоты, Пиаф прозорливо замечала: «Я Есегда считала, что это путешествие сквозь тьму сделало меня более чувствительной, чем другие люди» (Берто. 1973, стр. 20). «Когда я действительно хотела увидеть песню, то всегда закрывала глаза. И когда я хотела извлечь звук изнутри, из самых кишок, как будто бы он доносится из далекого далека, я тоже закрывала глаза». Певица вспоминала, что постоянно мечтала увидеть свет и сияние солнца.

Через некоторое время проститутки решили пойти поклониться мощам Святой Терезы. Они поставили святой свечи и помолились о возвращении Эдит зрения. 19 августа 1921 года семилетняя девочка прозрела. Она сидела за пианино, и первое что увидела — клавиши. Женщины были охвачены трепетом и приписали это чудо Святой Терезе. В благоговении эти шлюхи упали на колени, и в тот день бордель не работал. До самой могилы Пиаф верила, что ее излечила Святая Тереза.

Уличная артистка

Как только зрение Эдит восстановилось, девочку отдали в местную школу. Вскоре после ее зачисления в бордель пришел директор школы и потребовал встречи с отцом. Посетитель сказал Гасьону, что сам факт проживания маленькой Эдит в борделе совершенно скандален и потребовал, чтобы ее забрали оттуда. Так и было сделано, но это сказалось на ее жизни куда более губительным образом, чем жизнь с проститутками. Луи Гасьон выступал на улицах, кочуя где и с кем придется, лишь бы была крыша над головой, а довольно часто ею служило чистое небо. Эдит не только было отказано в образовании, ее принудили вести жизнь, лишенную воспитания. Гасьон жил собственным умом и пел на улицах. Практически это един-

ственное, чему он научил дочь — петь. Она была хорошенькой светловолосой девчушкой с раскованными манерами, которая привлекала зрителей на выступление своего отца.

В семь лет Эдит уже ходила со шляпой по кругу, ну а в девять, естественно, начала петь. Об этих ужасных днях Пиаф вспоминала, как ее «таскали из танцзалов в бистро, с аллей на площади, из города в деревни»: «Моим делом было собирать деньги», но чаще отец использовал ее как приманку для более привлекательных слушательниц. «У меня никогда не было недостатка в женской компании. Он постоянно менял женщин», — вспоминала Пиаф. Ей примером для подражания никогда не служили матери, жены или просто женщины с традиционной системой ценностей. Наоборот, это были одинокие беззащитные существа, ищущие компании. Однажды отец слишком серьезно заболел, чтобы выступать, и юная Эдит отправилась на улицы одна пением зарабатывать на еду и лекарства. Пиаф считала, что эти дни многому ее научили. Она никогда не стыдилась этого: «Я познала свободу, бунт и независимость». С семи до пятнадцати лет эта гаврош в юбке вела бродячий образ жизни. К пятнадцати она энергично начала собственную жизнь уличной артистки. Вскоре после этого Эдит встретила свою сводную сестру Симону Берто и уговорила девушку стать ее помощницей. Обе выступали на улицах, стараясь избегать властей.

Уличные хитрецы

Юные Эдит и Симона стали неразлучны. Пиаф дала сестре прозвище Момон, и в течение следующих тридцати лет они были подругами и компаньонками. Они вместе работали, рядом спали и делили все пополам, включая любовников Эдит. Сестры передвигались из одного округа в другой, тщательно избегая полиции, которая могла отправить их в исправительный дом или сиротский приют. Их друзьями были сводники и прочие гнусные обитатели парижского дна. Девушки жили своим собственным умом, ночуя там, где могли найти убежище, и с теми, кто делал им лучшее предложение. Но

они отнюдь не были привлекательными, поскольку носили одну и ту же одежду не снимая, никогда не мылись и не чистили зубы. Обе позднее признавались, что вызывали порядочное отвращение и многие мужчины отказывали их просьбам из-за ужасающего внешнего вида и дурного запаха. Денег у сестер никогда не водилось в избытке, а то, что они зарабатывали, все тратили. Эта привычка сохранилась у Пиаф даже тогда, когда она получала по 100000 долларов за концерт. Своей профессии Пиаф выучилась на парижских улицах, и когда ее спрашивали, где она училась петь, певица гордо отвечала: «Улица была моей музыкальной школой». Когда театральный агент Раймон Ассо стал настаивать, чтобы Эдит брала уроки вокала и выучила нотную грамоту, то встретил решительный отказ. Пиаф считала, что учеба лишит ее интуитивного понимания того, что публика хочет услышать.

Битник влюбляется