Чево

А утром оказалось, что добры молодцы взяли языка в клубе собаководов (а отнюдь не в гастрономе). Язык был большой, фиолетовый, так что все сразу опознали его принадлежность к породе чао-чао (пока-пока). Впрочем, все так же единогласно не знали, что с этим языком дальше делать. А когда милиционеры не знали, что им делать, они обращались за советом к своему кумиру и оракулу по имени Железный Феникс. Оракул питался исключительно мышами из щедрых подвалов, а вещал пословицами и поговорками русского народа. Для толкования заумных высказываний Железного Капитон Капитоныч выписал из-за моря мудреца-толмача. Им оказался известный итальянский писатель Дальвино. Этот книжный червь питался бумагой, на которую нанесены хоть какие-нибудь печатные символы, но предпочтение отдавал словарям ненормативной лексики и газетам, публикующим криминальную хронику.

Капитон Капитоныч сладострастно перекрестился на фигурки богов Этана, Ментана, Пана-пропана, Брутана и Стоп-крана, стоявшие под его рабочим столом, и пошел открывать камеру Железного Феникса. Когда милиционеры вошли к оракулу, он как раз закончил анализировать какие-то анналы и обратил свои ясные очи к клетчатому солнцу. Капитан и три лейтенанта выстроились перед ним полухороводом, и Капитон Капитоныч протянул священной птице собачий язык.

Феникс лениво щелкнул клювом и, не отрывая своего взора от вольной воли за окном, прохрюкал:

— Язык до Киева доведет.

Потом шумно, по-млекопитающи понюхал воздух, подцепил когтем зеленый листик, прилипший к кителю Дарницкого, и еще изрек:

— В огороде бузина — в Киеве дядька.

И уж только после этого понял, чем пахнет в коридоре отделения милиции:

— Котлеты по-киевски, котлеты по-киевски!

Капитан шепнул на ухо среднему лейтенанту, чтобы тот распорядился насчет порции свежих мышей, а сам обратился к толмачу, что, мол, давай переводи. Дальвино торопливо вытащил из дырки в зубе кусочек аннала и начал:

— Знамо дело, в Киев ехать надо. Там эта банда себе гнездышко устроила. Вот и птичка говорит, да и у летописи нынче вкус больно древнерусский.

После этих слов он отчаянно начал проситься в туалет, потому что его держали вместе с Фениксом взаперти, а выпускать иногда забывали.

— Шнурки оставь, — буркнул Нарезной и пошел сопровождать Дальвино до конца коридора.

Нищему собраться — подпоясаться, а военному человеку — тем более. Дан приказ, изволь исполнять, вот так и получилось, что три добрых молодца снова уселись в свою знаменитую «буханку» и покатили с песнями до городу Киеву (несмотря на воскресный день, выходной и так далее). Капитон же Капитоныч так разволновался, что по рассеянности забыл запереть клетку с Железным Фениксом, а сам побежал за поворот — махать платочком вслед уезжающим своим подчиненным. Вот в этот как раз трогательный миг и появились на пороге отделения милиции наши верные друзья: Адамович Сиблинг, Жучка и Кисса Каруселькина.

Сначала охранник не хотел их пропускать в воскресное полупустое отделение милиции, но Кисса знала секретный пароль, она сказала: «Сим-сим», — и препятствие было устранено. Да, кабинет Капитона Капитоныча зиял пустотой, простотой и приметами поспешных сборов (разбросанные фигурки богов, выпавший из ящика стола стартовый пистолет и кулечек с конфетами «Старт»). Каруселькина присвистнула и стала ломиться во все подряд закрытые двери, надеясь отыскать хоть какого живого свидетеля. В одном из коридоров юноша интеллигентного вида некрасиво ругался с начальницей паспортного стола о какой-то несуществующей прописке какого-то несчастного друга, но оба они проигнорировали шмыгающих, пристающих с вопросами детей и животных.

«Интересно, а слово «милиция» как-нибудь связано с миллионом, тогда как полиция — с «поли-», то бишь, с множеством?» — почему-то некстати подумал Адамович.

— А они все уехали в Киев, — притворно-равнодушно протянул Дальвино, расчесывая перья Железному Фениксу.

Кисса даже язык проглотила от изумления (уж не фиолетовый ли?), а Жучка не выдержала и возлаяла на оракула. Адамович осадил питомицу командой «сидеть» и — голосом вежливого мальчика — спас репутацию:

— Простите, вы не подскажете…

Дальвино смекнул, что Железный Феникс вот-вот начнет пророчествовать, и книжному червю до ужаса захотелось поразить оробевших визитеров своим толмаческим мастерством.

— Подойдите поближе, слушайте, — сказал он загробным голосом и отложил в сторону гребешок для вычесывания блох. Друзья с любопытством построились перед Железным.

Оракул вдруг задрожал, мелко-мелко затрясся каждым перышком, и это значило, что он перебирает своими птичьими мозгами все знакомые пословицы, выбирая из них единственно верную. Эта верная даже навернулась слезой на зоркий оракулий глаз и выпала через клюв:

— Бешеной собаке семь верст — не крюк…

— Это значит, — поспешно закомментировал Дальвино, — что вам было бы полезно расстаться с вашей четвероногой подружкой, по крайней мере, не смейте подходить к ней ближе, чем на семь метров. Иначе вас ждут большие…

Но тут еще один слезовидный перл капнул из уст кумира:

— Дурной собаке хвост рубят по уши!