Чезаре Беккариа. Его жизнь и общественная деятельность

Тогдашняя Франция ничуть не отставала в этом отношении от своей заальпийской соседки. Г-жа де Севинье, рассказывая об усмирении волнения среди бретонского сельского населения, в эпоху «короля-солнца» Людовика XIV, наивно удивляется, как это не надоедает все вешать крестьян. «Nos paysans ne se lassent pas de se faire pendre!»[5] – с умилением восклицает она. В 1757 году некто Дамьен ранил короля Людовика XV перочинным ножом, что, конечно, вызвало взрыв народного негодования. Власти не знали, что бы такое предпринять для сугубого возмездия и достойного наказания преступника. Собственные средства оказались недостаточными для того, чтобы устроить примерную казнь. Было учреждено нечто вроде конкурса между всеми судебными округами государства, чтобы выслушать мнения сведущих людей: какое самое мучительное наказание надо применить в данном случае. Мнения разделились. Парижские юристы высказались, что Дамьена следует гладить горячими утюгами, заливать его водой или медленно раздробить ему ноги, продетые между двумя столами. «Сердобольные» законоведы Дьеппа и Руана полагали: повесить Дамьена за ногти, вложенные в щипцы, или раздробить ему пальцы; Метца – вбить ему гвозди под ногти; Безансона – вздернуть его на дыбу; Отэна – облить его кипящим маслом и поджечь. Самую зверскую пытку выдумал Авиньон. Врачи, призванные на совещание, нашли, что лучшее средство расправиться с обвиняемым – надеть на него так называемые «ботинки». Мнение людей науки восторжествовало. Обвиняемого обули в огромные металлические башмаки, наполнив свободное пространство, отделяющее ноги от стенок обуви кипящей смолой. Дамьен выдержал эту пытку с замечательным бесстрашием, заявив раз навсегда, что у него не было сообщников. Следователи нашли, однако, что эти тиранства не достигают цели. Более полутора часов мучился страдалец, претерпевая невероятные муки. Сначала на медленном огне сожгли его руку, в которой он держал нож отцеубийцы; все туловище рвали клещами, в течение целого часа его обнаженное тело гладили горячими утюгами в разных направлениях. В образовавшиеся раны и язвы вливали кипящую смолу, масло, воск и растопленный свинец… Более часа с четвертью продолжались эти нечеловеческие муки, пока несчастный не испустил дух. Смертные останки казненного были преданы сожжению, ближайшие родные – отец, жена и сын – приговорены к вечному изгнанию из пределов государства, брату приказано переменить фамилию. Дом, где он родился, был срыт до основания.

До какой степени эти зверские расправы имели растлевающее влияние на общество, можно видеть по следующему примеру. Даже такой общественный деятель, как Вольтер, постоянно ратовавший за уничтожение пытки и смертной казни, высказывал иногда мысли, от которых коробит современного читателя. Зверь-человек иногда сказывался в великом мыслителе. «Ходит слух, – писал он графине Люксембург, – что преподобный отец Малакрида колесован. Да будет благословенно имя Божие!» «Мне пишут, что в Лиссабоне сожгли живьем трех иезуитов. Вот это, действительно, утешительные новости!» – восклицает друг и покровитель Беккариа, которого последний превозносил за его бесстрашную борьбу со сторонниками всякого членовредительства.