Странно, но никто не выскочил к ней навстречу, чтобы первым ухватить что-нибудь вкусненькое.
-Э-э-э-й, народ! – крикнула она – Жрать принесли! Никому не надо, что ли?
Из окна вагона высунулась всклокоченная белая голова Толика.
- Клав, где ты бродишь-то? – возмущенно пропищал братец – Дуй сюда быстрее, тут у нас такое!
С этими словами голова втянулась обратно и больше не показывалась. Задыхаясь от злости, Клавдия полезла на подножку, закинув вперед себя колу.
«Ну, гады! Паразиты! Ни крошки не получите у меня! Сама все сожру, даже если лопну!» - роились в голове оскорбленные мысли.
Даже не пытаясь поднять с пола опостылевшие бутылки, она протиснулась в вагон. Они с ребятами давно выломали стенки нескольких купе и устроили одну большую «залу» для посиделок. Остальные купе в конце вагона остались нетронутыми и назывались у них «кабинетами».
Ввалившись в помещение, Клавдия остолбенела. Самодельный стол, занимавший центр комнаты, просто ломился от разной вкуснятины. Колбаса нескольких видов, растерзанная копченая курица, какие-то разноцветные пакетики, шоколадки, соки, апельсины – это только то, что бросилось в глаза первым.
Девочка притулила свой жалкий сверток на дерматиновый диванчик, стоявший возле стола, и огляделась. Все были на месте: ее младший брат Толька, подружка-соседка Ниночка, верный рыцарь и по совместительству старший Нинкин брат Витек и, конечно же, Гена. Куда ж без него-то? Гена был среди них самым старшим. Ему уже стукнуло шестнадцать, но умственное развитие у парня остановилось на уровне трехлетнего ребенка. Зато силушкой природа не обделила убогого. Если уж здоровенный, курносый, веснушчатый Геннадий начинал махать пудовыми кулачищами, то сметал с лица земли все, что шевелится и уже не шевелится. Тетя Тамара, его мать, кассирша из привокзального универсама, давно махнула рукой на сына. Спецзаведений для таких, как он, поблизости не было. Дома умом обиженного бугая не удержишь, а Клавку он, на удивление, слушался. Бедная женщина лишь одевала, кормила и обстирывала сыночка, а за одно подкармливала и всю компанию за то, что присматривали за убогим. Клавдия иногда удивлялась странному промыслу судьбы. Вот почему так, нормальная же баба, Тамара – не пьющая, муж есть – а единственным сынком-то как обижена! А вот их мамка – ведь трое здоровых ребятишек – а что творит!
2
Их с Толиком родительница, со своей бессменной товаркой – матерью Нинки и Витька – каждый день надиралась до невменяемости. В их двухкомнатной квартирке всегда толклись какие-то пьяные мужики и шло безудержное, безобразное пьяное веселье. Клавка ненавидела водку и истерически боялась пьяных. До конца своих дней она не забудет, как три года назад несколько вусмерть налакавшихся материных дружков, повалили ее на грязный, заплеванный пол прямо в полутемной прихожей. Как они елозили по ее телу потными лапами, смердели ей в лицо перегаром и бессвязно матерились. Как у стенки в луже крови бился и бессильно, истошно визжал девятилетний Толик. Мальчишка сунулся было защитить сестру, но его отшвырнули, как котенка, разбив затылок о бетонный угол. Как ее родная мамаша, бешено вращая налитыми водкой глазами, надсадно орала: «Ну, че ты рыпаисся, дура? Че тебе не нравится-то? Жалко тебе, жалко? Думаешь, лучше меня, что ли? Цена тебе такая же, как нам всем, так что не ерепенься!» - и ее хохот переходил в какой-то хрип и бульканье.
Шедший с тренировки Димка, услышав вопли еще из подъезда, ногой вышиб хлипкую дверь и остолбенел на пороге. Но ненадолго. Его глаза Клавдия тоже не забудет никогда. Она увидела в его глазах смерть. Они как будто повернулись внутрь Димкиной души, чтобы не видеть того, что сейчас сделают его руки. Беззвучно, пригнувшись, по-животному хладнокровно, брат двинулся вперед.
Видимо, не только Клавдия его испугалась. Мать заблажила так, что зазвенели стекла. Мужики потеряли интерес к девчонке и кто ползком, кто на карачках шарахнулись в разные стороны. Освободившись от их туш, Клавка, как была, на спине, отталкиваясь руками и ногами, заелозила по полу навстречу брату, вцепилась обеими руками в его штанину и тоже завопила: «Ди-и-и-и-ма, не на-а-до! Димочка, посадят тебя, на кого нас бросить хочешь?» - и повисла, как пиявка. Один Толик ничего этого не видел - к тому моменту глаза у него закатились и изо рта пошла пена.