ЧЯП

По правую руку начался парк, хороший такой парк, ровный, как карандаши, красноватые сосны и тропинки, прохоженные между ними. Парк огораживал свежекрашеный забор из железной решетки, значительная часть прутьев которой была разогнута минувшими поколениями. Глядя на эти прорехи, Синцов решил испытать преследователя – взял и свернул. То есть протиснулся между прутьями и быстро пошагал по тропинке в глубь парка.

Там был детский городок, старые карусели, железная горка, деревянные руины, там была эстрада в виде ракушки с пробитой крышей, вокруг эстрады собрались скамейки, Синцов сел на ближайшую и стал вытряхивать из кроссовки удачный камушек пирамидальной формы, одновременно осторожно оглядываясь.

Парень из магазина тоже был уже здесь, в парке. Более того, направлялся к нему. Точно к нему, в парке больше никого, безлюдный утренний парк в городе Гривске.

Чтобы продемонстрировать местному гопнику свою решимость в случае чего оказать сопротивление и свое суровое пренебрежение к разным там будущим инженерам по торговой и измерительной технике, Синцов совершил несколько действий. Во-первых, уронил мороженое и брезгливо не стал его поднимать. Во-вторых, демонстративно допил из бутылки минералку и стал вызывающе постукивать ею о деревянную спинку скамейки, совсем как настоящие киношные гопозавры. В-третьих, высморкался под ноги. Синцову казалось, что это выглядит опасно, он сам бы насторожился, увидев себя такого. Но, судя по всему, на местного гопника эти ритуалы не произвели никакого впечатления, он приветливо улыбнулся Синцову и тоже сел на скамейку.

Дальше Синцов не знал, как себя вести. Встать и уйти означало потерпеть моральное поражение, оставаться…

Оставаться тоже неприятно. Этому типу явно что-то требовалось. Скорее всего, он хотел Синцова просто ограбить. Сейчас он скажет, что это его город, его парк, его скамейка и он, Синцов, если хочет здесь дышать природой, а не огрести себе мегапроблем, должен тут же выложить полкосаря.

Но все случилось не так.

Местный сидел и молчал. И Синцов сидел и молчал, на всякий случай держа в памяти, что у местного где-то в рукаве коварная отвертка, раз – и саданет, кто их, здешних, разберет, кто их знает…

Это продолжалось долго, местный не торопился, а Синцов прикидывал – если сдвинуться первым, то это все-таки получится бегство и потеря лица на ровном месте или разумный шаг разумного человека? Небольшой провинциальный позор. Поэтому Синцов тоже не поспешал, усиленно делал вид, что наслаждается воздухом.

– У меня вопрос.

Местный нарушил молчание первым, Синцов обрадовался – вряд ли так мог начинаться реальный наезд. Обрадовался, но вида не подал, продолжал усиленно наслаждаться.

– Странный вопрос, – уточнил парень.

Синцов повел плечами, швырнул бутылку в урну, зевнул, ну, чтобы было понятно, что странным вопросом его не проймешь.

– Ты не мог бы продать мне мелочь?

Странный вопрос, действительно. Синцов ухмыльнулся. Ну да, конечно, ему нужна мелочь, кто бы сомневался.

– Я по пятницам не подаю, – сказал он усталым от жизни голосом тертого подпоручика.

Сегодня была не пятница, но эта неожиданно всплывшая цитата понравилась Синцову, ему показалось, что фраза эта даст понять незнакомцу, что шутить с ним не стоит, а наоборот, стоит расценивать как человека острого.

– Да нет, ты не так понял, – терпеливо сказал местный. – Я предлагаю продать мелочь.

Синцов постарался виду не подать. Ну, псих, подумаешь? Конечно, это очень символично – едва он приехал и вышел погулять, как немедленно наткнулся на психа, но что поделать, бывает, психи тоже люди, если псих не законченный и не опасный, он вполне может гулять по городу Гривску, и никто не бросит в него камень. Продать мелочь. Всего-то.

– Сдачу, – местный указал подбородком на карман Синцова.

– Сдачу?

Местный кивнул.

Семнадцать рублей, вспомнил Синцов. Стольник минус вода, мороженое два раза, мел от термитов, открывашка. Три пятерки и два рубля, четыре монеты. Псих. Сейчас выхватит отвертку. Отдать ему семнадцать рублей, что ли? Как-то уж совсем унизительно… Вышел погулять и немедленно был ограблен аборигенами, просто записки иностранца о Московии получаются, медведя с балалайкой на велосипеде не хватает, хромого и одноглазого. Впрочем, быть убитым отверткой тоже как-то недостойно звания человека. Сейчас достану мелочь, швырну ему в голову, а затем сразу правой в подбородок, так учил отец, надо быть мужиком…

Синцов достал деньги, пересчитал на всякий случай. Так и есть, семнадцать рублей.

– Семнадцать рублей, – сказал он. – Сколько дашь за них?

– Тысячу, – местный достал из кармана кошелек, из кошелька зеленую бумажку.

– Ага, две, – Синцов еще раз брутально сплюнул через зуб.

Вообще-то он на улице не плевался и сторонником плеваний не был, но тут ситуация была подходящей, только плевок мог выразить правильную палитру его чувств.

– Серьезно, тысячу рублей, – повторил местный.

И в доказательство заманчиво и театрально похрустел купюрой.

– Я тебе такую тысячу на любом принтере напечатаю за три минуты, – сказал Синцов. – И гораздо дешевле.