Чичерин

4 января 1908 года газета «Берлинер локаль-анцейгер» сообщила об аресте 17 русских и немецких социал-демократов. Газета писала, что «среди арестованных находится также русский богач фон Чичерин, который, однако, отказался от этого имени. Он входит в состав Заграничного бюро социал-демократической рабочей партии и известен также под именем Орнатский». Другая немецкая газета, «Дортмундер цейтунг», рассыпалась в похвалах новому руководству прусской полиции, которая одним ударом обезглавила заграничный комитет русской социал-демократии.

Об аресте Чичерина берлинская полиция сообщила корреспонденту петербургских «Биржевых ведомостей». И вот 3 января 1908 года на стол директора II департамента российского министерства иностранных дел Бентковского был положен номер «Биржевых ведомостей», в котором красным карандашом отчеркнуто сообщение о том, что в число арестованных в Шарлоттенбурге «узнан один очень богатый русский помещик Чичерин». Бентковский приказал нанести справки. Вскоре генеральный консул Муравьев-Апостол-Коробьин сообщил из Берлина, что «арестованный Чичерин есть именно служащий в нашем министерстве чиновник, скрывавшийся здесь под различными именами».

Чиновничья машина заработала. Бентковский секретным письмом донес о случившемся директору департамента полиции Трусевичу и счел своим долгом присовокупить, что до выяснения дела МИД «воздерживается от принятия мер относительно служебного положения г-на Чичерина» и просит выслать в его распоряжение дополнительные сведения.

Тем временем в Берлине над русским подданным Чичериным состоялся скорый суд: 2 января он был арестован, а 6-го ему был вынесен приговор. В качестве защитника на суде выступал адвокат Оскар Кон. Защищая группу русских социал-демократов, в которую входил и Чичерин, он добивался одного — воспрепятствовать выдаче арестованных русским властям. Для Чичерина ему удалось добиться самого мягкого приговора: за то, что Чичерин при аресте назвался чужим именем, он был оштрафован на 30 марок; а за то, что участвовал в «преступном сборище», подлежал высылке за пределы Пруссии с запрещением въезда в Берлин. В тот же день под конвоем полиции Чичерин в числе других русских социал-демократов был доставлен на границу Пруссии.

Вслед за этим в МИД России полетел донос тайного агента: «Высланный отсюда как социал-демократ, а не как анархист, Чичерин идентичен с сотрудником архива Георгием Чичериным, родившимся 2.12.72 года в Карауле. — Как говорят, раньше он работал в Петербурге в министерстве иностранных дел и проживал здесь до 10.07 в Целендорфе. Как говорят, его отец уже умер и оставил своему сыну значительное наследство. Чичерин, называющий себя Орнатский или Баталин, играл здесь выдающуюся роль в русском социал-демократическом движении. Прошу рассматривать это сообщение как конфиденциальное и пребываю Вашим преданным слугою…»

Бентковский лично доложил «дело Чичерина» министру иностранных дел, последний незамедлительно распорядился: титулярного советника Г. В. Чичерина из штатов министерства отчислить.

Вся переписка о «деле Чичерина» шла в секретном порядке, но о ней проведал Павлов-Сильванский. С первой же оказией он предупредил Чичерина, что в случае возвращения в Россию его ожидает суровое наказание. В департаменте полиции Георгия Васильевича приняли за руководителя социал-демократического движения, занимавшиеся его делом агенты для придания важности своим «открытиям» во всех доносах подчеркивали «выдающуюся» роль Чичерина в революционном движении.

Письмо Павлова-Сильванского шло долго и было последним: в сентябре 1908 года он умер от холеры.

В России свирепствовали каратели, эхо расстрелов докатилось до Европы.

Наступление реакции было жестоким, «попутчики» и сочувствовавшие революции отшатнулись от нее, среди позорных дезертиров были и друзья Чичерина из числа меньшевиков. Отступление их смахивало на паническое бегство.

Нелегко было Чичерину понять, что его друзья — Мартов, Дан, Мартынов — под революционными фразами прячут подлейший ревизионизм. Он еще не рвет с ними и пытается во всем разобраться. С этими настроениями покидает он Германию и в конце марта 1908 года приезжает в Вену. «Наслаждаюсь в Вене… атмосферою политической свободы… Какой контраст с тяжелым, кошмарным феодально-жандармским абсолютистским прошлым!»

Наслаждаться пришлось недолго, в конце марта он вынужден выехать в Женеву, а оттуда в Париж, где произошла его встреча с Мартовым. Когда-то он идеализировал его, казалось, весь его облик соответствовал чичеринскому идеалу: одухотворенная бледность, лоб мыслителя, прекрасные болезненные глаза. Мартов с его нервной, порывистой речью увлекал. Но Чичерин приглядывался и к большевикам. Истина познается путем сравнения — это философское изречение было его правилом жизни. И хотя он еще продолжал поддерживать меньшевиков, сравнение было явно не в их пользу.

Революция переживала труднейший период — об этом говорили и меньшевики и большевики.