Чичерин

С середины 1926 года, несмотря на весь стоицизм, интенсивность работы Георгия Васильевича резко упала, значительно сократилось количество документов, написанных им самим, все реже появлялись его статьи в печати.

В разговорах с ближайшими сотрудниками у Георгия Васильевича стали проскальзывать грустные нотки, казалось, что-то сковывало его мысль, мешало. И вдруг вспышки гнева по пустякам, на которые он никогда раньше не обращал внимания. Видимых причин к этому нет, и многие склонны объяснять это повышенной чувствительностью, вызванной болезнью и огромной нагрузкой.

Пока все это носило эпизодический характер. Георгий Васильевич не менялся, по-прежнему с большим искренним оптимизмом переписывался с пионерами и красноармейцами. Трогательные симпатии проявлял к тамбовским землякам. Многие шли к нему за помощью, за советами. И он никогда никому не отказывал.

Вот он хлопочет о пенсии для правнучки полководца Александра Суворова, который был «инициатором внесения массового момента в стратегию и тактику, и можно даже сказать, что тактика нашей гражданской войны является во многом прямым продолжением методов Суворова».

Мало кто из его современников знал, что он пишет стихи, музыкальные произведения. Его интересовала молодежь, он даже завидовал ей. Однажды с грустью заметил о Горьком: «Его страстно влечет новая жизнь… Нужно лишь найти пути к ней, это нелегко для тех, кто не является с детства частью этой жизни, какой являются наши комсомольцы. Максим Горький страстно желает быть внутри этой жизни».

Чувства хорошей зависти к молодежи Чичерин пытался изобразить в стихах:

Невольною улыбкой вас встречаю,
Улыбкою счастливой, как заря.
Смотрю на вас и сам, как вы, пылаю —
Я снова юн, как вы, на вас смотря.

Редакция журнала «Прожектор», куда он однажды послал стихи, не пощадила чувства автора: напечатала дружеский шарж. Чичерин был изображен просителем перед редакторскими дверьми, на шляпе цветы, в руках пышный букет. И надпись: «Новые поэты — Г. В. Чичерин и Ю. Ларин. Их стихи за недостатком места приведены не целиком, а лишь в выдержках».

Чичерин больше своих стихов никуда не посылал, хотя от писания стихов «для себя» не отказался.

В занятиях музыкой Георгий Васильевич был значительно удачливее. Признания музыкальной даровитости Чичерина можно найти во многих мемуарах его современников. Он любил и понимал музыку, а в исполнении музыкальных пьес и сам достиг большого искусства. Латвийский посланник К. Озолс вспоминал: «Однажды по случаю концерта в Москве известного немецкого пианиста германский посол граф Брокдорф-Ранцау устроил diner[49]. Приезжий пианист сыграл, не помню, какую вещь, после него за рояль сел Чичерин и, как бы шутя, повторил то, что исполнил маэстро, и это вышло даже лучше — любитель Чичерин превзошел профессионала».

Георгий Васильевич собрал солидную нотную библиотеку. Была у него также небольшая, но содержащая все значительное, что было написано классиками, библиотека. Здесь же сочинения Ленина, книги по истории, сборники документов, журналы. Библиотека регулярно пополнялась новыми произведениями. Книги Георгий Васильевич расставлял в определенном порядке, терпеть не мог, когда их брали без его ведома. Один из секретарей в служебном дневнике, заведенном по указанию наркома, как-то записал: «После нескольких инцидентов с книжным шкафом я к нему и близко не подхожу и боюсь его как черт ладана».

Об энциклопедической эрудиции советского наркома ходили легенды. Некоторые вообще считали, что нет такого вопроса, на который бы он не дал исчерпывающего ответа. Его богатые знания были результатом большого систематического и многолетнего труда.

На протяжении всей жизни, начиная с детских лет, самым любимым занятием Георгия Васильевича было изучение энциклопедий и различных справочников. Весной 1926 года вышел в свет первый том Большой Советской Энциклопедии. Редактор издания О. Ю. Шмидт прислал этот том Чичерину. Чтение такой, казалось бы не особенно занимательной, книги доставило наркому истинное удовольствие, он прочитал ее от начала до конца.