Чикагский блюз

– Куртку! – расхаживал в сапогах и подштанниках дядя Жора. – А это чем закроешь? – он показал на гульфик кальсон без единой пуговицы. – Сядешь в автобусе, и все вывалится! Куртку до пупа он мне даст!..

– Не бойся, – подбадривал отец, ^– твой коршун не выпадет из гнезда.

– Хорошо бы такси или частника поймать, чтоб до самого дома, – задавив смех, рассуждал я. – Тут километров сорок, не больше.

Мы провели сквозную ревизию имеющихся тряпок, но ничего путного не вырисовывалось. Дядя Жора умудрился спалить даже трусы и вязаную шапочку, забравшись в спальный мешок после растирания голышом.

– А если сделать из одного одеяла юбочку, а из второго, прорезав дырку для головы, пончо? – показывая руками, предлагал отец. – Я дам тебе свою шляпу. Неплохой, по-моему, ансамбль…

Дядя Жора, катая желваки, принялся заворачиваться в одеяло, но тут же с гневом отшвырнул его.

– Я что – Васисуалий Лоханкин?

– Не нервничай, – говорил отец. – Давай попробуем сделать тунику. Скрепим на плечах веревками. Будешь как римский патриций!

– Хрениций! – ворчал дядя Жора, усаживаясь на пенек и проверяя взглядом гульфик. – Тебе хорошо говорить!

– А помнишь, как мать после войны сшила нам брюки из ленд-лизовского одеяла! – загорелся новой идеей отец. – Сносу им не было! Может, попробуем раскроить?

Дядя Жора молчал, давая понять, что с дураками разговаривать не намерен.

Я осторожно подал идею:

– Может, прорезать в рюкзаке дырки для ног и надеть его на манер шортов-бананов?

Дядя Жора задумался, звонко хлопнул себя по лбу, назвал меня гением и сказал, что можно попробовать сделать одежду из ватного спального мешка – прорезать дырки для ног и рук, перетянуть лишнее в талии ремнем, а капюшон надеть на голову, чтобы вся конструкция не сползала вниз. Мы с батей, прыснув, в общих чертах одобрили экстремальный тип одежды, и дядя Жора, схватив охотничий нож, принялся за раскрой и примерку.

Сначала он прорезал для ног слишком маленькие дырочки, стесняясь показывать при ходьбе кальсоны, и мы забраковали модель, как непрактичную для передвижения компанией: мешок висел ниже колен, и дядя Жора едва передвигал ноги.

– Да просунь ты их подальше! – настаивал отец. – Подними мешок выше колен, пусть торчат сапоги и немного подштанники. Будет типа простеганного ватного комбинезона с шортами. Зато пойдешь как человек, а не какая-нибудь гусеница!

– Конечно, – одобрил я, – будете как средневековый франт с картинки: шорты-бананы, сапоги, зеленые чулки обтягивают ноги, крепкая палка в руках…

Дядя Жора посмотрел на меня уничтожающе, но совет принял.

Рюкзак, который мы помогли ему надеть за спину, придавал ему вид фантастический, но бывалый: человек вышел из леса, он и спит и ходит в универсальном спальном мешке. Капюшон надежно защищает его голову от клещей и комаров…

Кряхтя и сожалея, что нет зеркала, а смотреться с лодки в воду опасно, дядя Жора взял в руки спиннинг, повесил на грудь бинокль и повел плечами:

– Ну как?

– Главное, что тебе удобно, – подбодрил отец. – Садись в лодку, капитан!

Ефима мы не нашли. В открытом сарае валялись только стоптанные сандалеты и стоял ящик пустых бутылок с запиской: «Кто возьмет – убью! Ефим». Мы привязали к мосткам лодку и поставили в сарай весла.

Автобус приехал почти пустой, и дядя Жора юркнул в него первым. Он забился к окошку и, повернувшись к отцу, сказал, что надо было дождаться темноты и тогда ехать. Он походил на гусеницу.

– Ничего, – отец похлопал его по ватному плечу. – Кронштадтские нигде не пропадали! – Он предложил ему снять с головы капюшон и надеть шляпу, но брат отказался.

Я протянул кондукторше деньги, как выяснилось – мало.

– Если с вами инвалид, пусть покажет удостоверение, – сказала кондукторша.

Я извинился и откопал еще тридцать копеек. Дядя Жора достал из футляра бинокль и навел окуляры на кондукторшу.

– Да ладно,– махнула рукой тетенька, оторвав билеты на двоих. – Пусть не показывает… – И пошла на свое место к двери.

Дядя Жора перевернул бинокль на уменьшение и посмотрел ей вслед. Две бабульки с корзинками, сидевшие сзади на возвышении, дружно перекрестились и стали смотреть в окно замороженными глазами.

В Зеленогорске мы сошли не у вокзала, а попросились у водителя доехать с ним до кольца – там начинался пустырь с подступавшими к нему кустами.

Пацан в школьной курточке, когда мы пробирались по канаве вдоль Кривоносовской, выстрелил в спину дяди Жоры из рогатки и заулюлюкал. Я потопал ему вслед ногами, но не побежал.

– Надо послать Кирюху на разведку! – вглядываясь через бинокль в конец улицы, сказал дядя Жора. – Может, и одежду принесешь?

Я сказал, что попробую.

– Дуй, Кирилл.

Дядя Жора сунул мне бинокль, а отец, покопавшись в ведре, прикрытом папоротником, достал крупного красного рака.

– Дашь Чарли, чтобы не скулил. Ключи на месте. Если нарвешься на тетю Зину, скажи, что мы пьем пиво у ларька, сейчас подойдем… И мигом обратно!