Офицеры в мрачном молчании смотрели на Тарасюка. Витвицкий покусывал губу. Кесаев хмурился. Стенографистка застыла в ожидании.
– Эдуард Константинович, – прервал молчание Ковалев, обращаясь к Липягину, – бери завтра утром этого… задержанного, поезжай в Новошахтинск, пусть все на месте покажет. Потом еще раз под магнитофон допросим. И перекрестно с первыми двумя.
Горюнов кинул вопросительный взгляд на Кесаева. Тот едва заметно кивнул, без слов поняв вопрос заместителя.
– Эдуард Константинович, я составлю вам завтра компанию? – спросил Горюнов у Липягина, и вопрос этот прозвучал скорее как утверждение.
Липягин кивнул. Тарасюка вывели из кабинета. Офицеры один за другим потянулись к выходу. Ковалев повернулся к покусывающему губу Витвицкому:
– Ну вот, Виталий Иннокентьевич, а вы говорите: «Что может случиться?» В нашем деле – что угодно, – и добавил с натянутой улыбкой, обращаясь уже к Кесаеву: – И группу крови теперь достаточно проверить у одного человека, а не у половины области. А, Тимур Русланович? Сэкономим государственные средства?
– Может быть, и сэкономим, – задумчиво отозвался следователь. – Время покажет.
– Уже показало, – Ковалев снова излучал уверенность, у него в голове складывалось воедино то, что совсем недавно развалилось. – Завтра будут результаты анализа крови Тарасюка. Если группа совпадет – это улика. Плюс показания. Тарасюк этот – недостающее звено. С ним все сходится. Трое из одного интерната.
– Мафия, – с мрачной иронией подсказал Витвицкий.
– Называть они себя могут как угодно, – сухо ответил полковник. – Я здесь вижу организованную преступную группу.
– Простите, Александр Семенович, – начал заводиться Витвицкий, – но вы эту преступную группу и раньше видели. А пока ваши якобы убийцы сидели, произошло новое убийство.
– Поспокойней, капитан, – осадил подчиненного Кесаев.
Он посмотрел на Ковалева, будто ожидая от него ответной резкости, но тот был спокоен.
– А чтобы не произошло новых убийств, – Ковалев поднялся из-за стола, – пора наведаться в этот интернат и потрясти их там всех как следует.
Он вышел. Кесаев и Витвицкий остались вдвоем.
– Тимур Русланович… – начал психолог.
– Хватит на амбразуры кидаться, Виталий Иннокентьевич, – оборвал Кесаев. – Вы же слышали показания Тарасюка.
– То же самое вы говорили про показания Жаркова и Шеина, – огрызнулся капитан, – но…
– Без но, – перебил Кесаев. – Ковалев прав, они говорят убедительно. Им трудно не верить. И появление Тарасюка только усугубляет дело.
– Но ничего не доказывает, – настаивал на своем Витвицкий.
– Поэтому я пока не вижу поводов отказываться от намеченных планов. Но и игнорировать предположение Александра Семеновича только потому, что вам оно кажется неверным, я тоже не намерен. Будем разрабатывать разные версии. И именно поэтому завтра вы отправитесь в этот интернат.
– Зачем?..
Следователь приподнял бровь.
– То есть… так точно, товарищ полковник, – поник Витвицкий. – Просто я хотел сказать… Александр Семенович там и без моего участия, как он выражается, из всех души вытряхнет. К чему тратить время?
– К тому, что я хотел бы опираться не только на сведения, которые «вытряхнет» своими методами Александр Семенович. Я бы хотел увидеть и другую точку зрения. Полагаю, ваш взгляд в достаточной мере отличен от взглядов Ковалева.
В словах Кесаева едва ли не впервые в разговоре с психологом появилась некая доверительность. Не ожидавший этого Витвицкий поглядел на начальство с благодарностью.
– Я вас больше не задерживаю, – уже в обычной сдержанной манере сказал Кесаев.
Капитан вышел.
В вестибюле у дверей его ждала Овсянникова. Говорить с Ириной о своих отношениях с начальством он не стал. Зачем? Да и тем для разговоров, помимо работы, у них, на удивление, становилось все больше. Ирина говорила о многом, а мужчина, вопреки обыкновению, не зажимался, не зная, что сказать и зачем вообще говорить на отвлеченные темы с посторонним человеком, а, напротив, поддерживал любую беседу. Для Витвицкого это было удивительно, и объяснить такую свою метаморфозу он мог только одним – видимо, Ирина не была уже для него посторонним человеком.
Ни Витвицкий, ни Овсянникова не замечали, что за их общением внимательно наблюдает Горюнов. «А девочка, похоже, влюблена в психолога, – думал майор, спускаясь по лестнице, когда Овсянникова и Витвицкий покинули здание. – Это можно использовать».
Фаины дома не было, после семейного ужина она ушла к подруге. Время близилось к полуночи. Чикатило мыл посуду, тщательно намыливая сразу несколько тарелок, смывая мыльную пену и педантично выкладывая чистую посуду на расстеленном на столе полотенце. Взгляд у него в этот момент был совершенно отсутствующий, и казалось, что простейшие бытовые действия вводят мужчину в транс.